– На Глебовской улице? – переспросил
Валентин Сергеевич у секретаря – слабым, едва слышимым голосом.
И Скрябин вдруг ощутил: ноги его
стали ватными. А перед глазами у него начали подпрыгивать чёрные
пятна. Так что пришлось ему вцепиться обеими руками в спинку стула,
с которого он только-только поднялся – чтобы не упасть самому.
– На Глебовской улице... – эхом
повторил Николай.
Он понял, что там
произошло.
1 декабря 1939 года.
Пятница
Москва. Черкизово
1
Сквозь белесую муть предвечерней
метели то и дело просвечивали, будто рябиновые гроздья, кумачовые
растяжки с лозунгами:
Да здравствует наш вождь и
учитель ВЕЛИКИЙ СТАЛИН!
Великий Сталин – светоч
коммунизма!
Слава родному
СТАЛИНУ!
Но чаще, чем другие транспаранты, на
глаза Николаю Скрябину попадались своего рода
извещения-напоминания:
21 ДЕКАБРЯ 1939 ГОДА –
ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТИЕ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ВОЖДЯ И УЧИТЕЛЯ ТРУДЯЩИХСЯ ВСЕГО
МИРА И.В. СТАЛИНА!
Как будто хоть кто-то во всей стране
мог бы об этом позабыть! Впрочем, если бы таковые всё же нашлись,
их память моментально привели бы в порядок. Чуть ли не из всех из
уличных репродукторов неслось:
О Сталине мудром, родном и
любимом
Прекрасную песню слагает
народ!
Всё это Николай фиксировал
машинально: крохотные зарубки сами собой возникали у него в
сознании. Да и хоровое пение из репродукторных раструбов они с
Валентином Сергеевичем слышать могли только тогда, когда их чёрная
«эмка» притормаживала у светофоров. А всё остальное время вокальные
опусы заглушало урчание автомобильного мотора. Конечно, они вполне
могли бы проезжать и на красный свет. Никто не остановил бы
служебную машину с такими номерами, как у них. Однако товарищ
Резонов подобного распоряжения шофёру не отдавал. Лишнее внимание
им было совсем ни к чему. Хватало и того, что Скрябин, вопреки
правилам «Ярополка», ехал сейчас на место преступления в форме
старшего лейтенанта госбезопасности.
Переодеться он, конечно, не успел.
Когда пришло известие об убийстве на Глебовской улице (сообщение
передал в «Ярополк» всё тот же Денис Бондарев), Скрябин и Смышляев
ринулись, очертя головы, к лифту: спускаться в служебный гараж.
Муровец не доверил секретарю подробностей – просил только передать
товарищу Резонову, что по такому-то адресу случилось новое
происшествие. Но Николай и его шеф, даже ничего не обсуждая,
всё поняли. Речь вряд ли шла о казни, которая имитировала бы
расстрел бывшего руководителя «Ярополка» Глеба Бокия.