Но до полосы деревьев оставалось
три-четыре десятка шагов, когда дачные ворота за спиной у Скрябина
распахнулись. Послышались крики – чуть ли не улюлюканье; и началась
самая настоящая канонада: гости Глеба Ивановича принялись палить в
нежеланного посетителя из всех видов имевшегося у них
огнестрельного оружия. Несколько пуль просвистело поблизости от
Колиной головы, а одна высекла искры из куска кварца у него под
ногами. Но, во-первых, в сгустившихся сумерках прицелиться как
следует было весьма непросто. А во-вторых, бегал девятнадцатилетний
студент МГУ – центрфорвард университетской футбольной команды –
очень быстро. Да ещё и по-заячьи петлял на бегу.
Не задетый ни единой пулей, он домчал
до перелеска. И, оказавшись там, всё еще продолжал бежать: выстрелы
у него за спиной всё никак не стихали. На свое счастье, в темноте
Коля видел хорошо. Так что не рисковал напороться на какую-нибудь
ветку или расшибить голову, споткнувшись о древесный корень.
На шаг Николай Скрябин перешел лишь
тогда, когда все звуки, доносившиеся со стороны дачной
коммуны Глеба Ивановича Бокия, сделались глухими и едва
различимыми. Но, прошагав с минуту, не утерпел: приостановился и,
тяжело дыша, оглянулся через плечо.
Небо позади – в той стороне, где
располагался дачный поселок – стало уже иссиня-черным. Но низко над
деревьями, почти задевая их, крутился в воздухе полупрозрачный
серебристый смерч – похожий то ли на веретено, то ли на детскую
юлу.
1
декабря 1939 года. Пятница
1
Снег за окном кабинета руководителя
проекта «Ярополк» падал красивыми спиралями – словно был
декоративным, театральным. И казалось, что над Москвой, как над
грандиозной сценой, его разбрасывают при помощи специальных
небесных вентиляторов. Валентин Сергеевич Смышляев, нынешний шеф
«Ярополка», сидел за столом боком к окну и мог со своего места
созерцать снежные извивы. Видел он также и часть площади
Дзержинского – которую будто вымазали побелкой, и даже заснеженную
крышу здания Совнаркома, хоть она лишь смутно проглядывала из-за
метели. Да и сам Охотный ряд, где находился СНК, выглядел сейчас не
вполне реальным: напоминал то ли зимнюю улицу с картин Питера
Брейгеля Старшего, то ли изображение с дореволюционной
рождественской открытки.
Впрочем, до православного Рождества
оставалось еще больше месяца. Да и готовилась сейчас вся Москва
отнюдь не к нему, а к торжеству иного рода.