— Да хоть султана! Руки назад протяни, иначе брату твоему не
помогу, и сам к нему присоединишься – как покойник.
Этот дурачок безропотно сложил руки за спиной, успев, похоже,
убедиться, что подельник дышит. Я быстро скинул тряпку с левой
руки, скрутил ее наподобие жгута. Отложил не без опасений свою
дубинку в сторону, постарался связать руки нападавшему. Потом
тряпкой с правой руки проделал аналогичное со вторым.
Поднапрягшись, я привалил обоих к стене. Грозно цыкнул на
мальчишку, пытавшегося что-то сказать.
Подхватил уцелевший у двери кувшин, сдернул с головы потерявшего
сознание «брата» что-то вроде монашеского куколя с вышитыми
крестами и полил на него водой. Даже попытался немного влить в
неплотно сжатые губы. Пострадавший монах что-то попытался
промычать, пуская пузыри.
— Не надо, не надо, – запричитал юнец.
— Что в кувшине, отрава?
— Нет, сонное зелье.
Я хмыкнул, довольный своей предусмотрительностью.
— Заснуть – не сдохнуть. Кто вы такие?
— Мы из стражи Патриарха, — уверил меня юный капитан
очевидность.
— Забавная у Всесвятейшества Константинопольского охрана. Или вы
по мокрым делам, в смысле, по убиению православных?
— Какой из тебя христианин, коль ты греков с турками
равняешь?
Вот и вторая, после кувшина, ласточка связи этих лузеров с
Николкой-чатлахом.
— Не тебе, поганец, судить. Я турок больше прирезал, чем ты за
сиську подержался, – решил я для поднятия авторитета прихвастнуть
предполагаемыми подвигами Варвакиса. – Помолчи пока. Заговоришь,
лишь когда спрошу, не то пипирку отчекрыжу.
Я вернулся к моей кукле и с трудом вытащил ханджар. Потом
обыскал пол. Нашел дубинку, похожую на мою, только поровнее и
поувесистее. Не ей ли утром угостили Варвакиса?
— Эй, ты, отрыжка богословия, вы что ли на меня напали
ранее?
Монашек, как и брат (не поймешь, родной или во Христе),
обряженный – я в монастырских одежах плохо разбирался – в черную
рясу или подрясник, промычал что-то отрицательное.
— Ну, нет, так дело не пойдет. Добрым словом от тебя, похоже,
ничего не добьешься. Будем резать, как говорила одна веселая
врачиха.
Про врачиху юнец ничего не понял, но слово «резать» сомнений у
него не оставило. Тем более, когда я стал задирать ему рясу. Он
засучил ногами, но припертый к стене, отползти никуда не смог. Под
верхней одеждой у него, к моему великому удивлению, нижнего белья
не обнаружилось. Прижать плоскость ножа к внутренней поверхности
бедра ничего не мешало.