Пока Нарва досыпала свои беспокойные сны,
Ника вскипятила чайник, скромно позавтракала и, одевшись потеплее,
вышла на крыльцо. В ее худой заплечной сумке болталась краюха
хлеба, прошлогоднее моченое яблоко, фляга и перочинный нож с
костяной ручкой.
На
рассвете в лесу было холодно и торжественно красиво. По земле
кружевами стелилась тонкая корочка льда. Красуясь хрустальными
нарядами, стройные березы низко склоняли тонкие плети, а хмурые
ели, наоборот расправляли пушистые лапы.
Доминика проворно сбежала по ступеням,
подобрала походную палку и отправилась в путь. Она прошла по кромке
еще пустующих полей, выбралась на просеку, освободившуюся от снега,
и по ней добралась до реки.
Перебираться по льду было опасно — темная
вода на мелководье уже разбивала зимние оковы, а чуть поодаль, в
большой проруби неспешно кружили отколовшиеся льдины. Нике пришлось
двигаться вдоль берега до тех пор, пока на ее пути не попался узкий
деревянный мостик, перекинутый по осени кем-то из крестьян. Перилл
не было, поэтому она шла, для равновесия широко раскинув руки и
напряженно слушая, как под ее весом надсадно трещали старые
доски.
Только оказавшись на противоположном берегу,
Доминика смогла выдохнуть.
—
Жуть, — прошептала она, оглянувшись на реку, и отправилась
дальше.
К
полудню начало припекать, и пользуясь тем, что вокруг нее глухой
лес и ни одной живой души, Ника позволила себе снять капюшон. Тут
же налетел ласковый ветер и принялся играть с ее волосами. Она
улыбнулась, подставила лицо ласковому солнышку и прикрыла глаза.
Каждую весну ее наполняло предчувствие
чего-то хорошего. Так было и сейчас. Все будет хорошо. Надо только
избавиться от серых нитей.
Еще через пару часов она добралась до сизого
леса, раскинувшегося у подножья гор. Ненадолго остановилась возле
родника с обжигающе-холодной водой. Умылась, сделала несколько
глотков, после этого опустила обе ладони в воду и снова попыталась
найти то, зачем проделала такой долгий путь.
Белые нити покорно окутали землю,
запульсировали, набираясь силы, и указали направление. Совсем
близко, на подлеске за оврагом.
Опушка встретила ее подозрительной тишиной.
Среди голубых елей не сновали любопытные белки, не ворковали первые
горлицы. Даже ветер, казалось, притих и лишний раз боялся
пошевелить листвой.