В Кубинке мы квартировали в
деревенском доме с краю города. Нам выделили большую комнату, а
танк разместили в расположении батальона под охраной. Хозяйка –
тетя Нина кормила нас завтраками и ужинами, умудряясь готовить
после смены на молочной ферме. Зато и парного молока было вдоволь.
Остальные бойцы 1 батальона нашей 244-й челябинской танковой
бригады, к которой мы были приписаны, разместились и в этой части
города, и в основных казармах, которые сейчас пустовали.
Кстати, первые фатальные потери
произошли вовсе не от боевых действий противника. В одну из ночей в
начале июля, я вышел на улицу по естественной надобности и услышал
из овина долгий и протяжный жалобный стон.
Я машинально оглянулся и метнулся на
звук, разглядев в сумраке скорчившегося на соломе в позе эмбриона
красноармейца Зяблина - заряжающего из соседнего экипажа
- Больше нету мочи терпеть, -
всхлипнул Зяблин, - все внутрях болит! Помогите!
- Казаков! – рявкнул я.
- Что случилось, товарищ командир? -
из двери дома показалось заспанное лицо Казакова.
- Санинструктора сюда!
- А что случилось-то?
Я на него глянул, Казаков оборвал
фразу и убежал.
Через пять минут прибежал
санинструктор роты Зильберштейн Мойша Борисович – рано начавший
лысеть пухлый мужик с объемистой санитарной сумкой с красным
крестом на ней. За ним высился могучий Казаков.
- Что у вас происходит? – выдохнул
он. Он санинструктора слегка тянуло медицинским спиртом.
Я молча показал рукой на рядового
Зяблина, после чего вышел из сарая.
Зяблина вскоре утащили прочь, и лишь
наутро, случайно встретив Мойшу Борисовича, я поинтересовался
судьбой бойца.
Зильберштейн сплюнул на черную
землю.
- Обожрался сырым тестом, скотина, аж
два килограмма слопал, - ответил санинструктор, после чего
развернулся и отправился по своим делам.
- Выжил хоть? – крикнул я ему
вслед.
- Отмучился, бедолага…
Как выяснилось позже, Зяблин был
поставлен в дежурство к хлебопекарне и ночью наелся тестом в
большом количестве. Разумеется, его организм оказался не
приспособлен к перевариванию такого числа продукта. Печальная и
поучительная история, тем более что голодом нас вовсе не морили.
Наоборот, кажется, впервые с момента моего воскрешения в далеком
уже декабре 1942 года, я стал наедаться досыта. Кормили нас не то,
чтобы на убой, но много и часто. Однако, солдат – сущность вечно
голодная, и, несмотря на трехразовое питание, все постоянно искали,
где бы чего урвать сверх норм. Вот Зяблин и оказался первой жертвой
жадности и чревоугодия. Впрочем, его история никого ничем не
научила. И после случались эксцессы с воровством продуктов. К
счастью, без смертельных исходов. Но виновных карали строго и безо
всякого снисхождения. Стрелять – не стреляли, но реальные сроки
схлопотать можно было легко. А там либо Колыма, либо штрафную роту.
И попробуй реши, что лучше. Как по мне, лучше недоесть, чем украсть
у товарищей.