К таким его переменам настроения мы привыкли почти сразу. И не
обращали внимания. Потому что все остальные его достоинства были
настолько хороши, что мы были благодарны судьбе за то, что
«Кузьмич» был к нам приставлен. Он был вежлив, но не лебезил. Он
был ловок и лихо управлялся со всем, что попадало ему в руки: будь
то тяжелый топор, например, или хрупкая чашка. Подозреваю, что и с
оружием он управлялся так же лихо и солдатом, судя по всему, был
хорошим. Он слегка, но заметно прихрамывал.
Я не спрашивал его о причине хромоты. Решил про себя, что раз он
был хорошим солдатом, то за спинами не прятался, в атаку ходил
бесстрашно. Так и словил пулю. Кстати, с этим своим физическим
недостатком он также справлялся с легкостью, никогда не сетовал и
не жаловался на несправедливую к нему судьбу. А я понимал, что
никому не следовало полагать, что раз «Кузьмич» хромает, то от него
можно легко ускользнуть. Я был уверен, что от «Кузьмича» не
убежишь.
Мы, в общем-то, и не пытались. «Кузьмич» понимал, что опасности
мы для него не представляли. И на прогулках совсем не мешал нам.
Наоборот, всегда занимался с Янисом. Может, потому что у Кузьмича
не было своей семьи и детей. Может, и была раньше, но случилось
что-то такое, что и служило причиной быстрой смены его настроения.
Я не лез и не спрашивал. Как-то было понятно, что не нужно об этом
интересоваться у «Кузьмича».
Вот и сейчас, выйдя с нами, он тут же ушел с Янисом вперед.
Держал его за руку, показывал на все, что можно охватить глазом, от
песчинки под ногами до облаков на небе, и учил племянника русскому
языку.
Мы неторопливо шли следом. Молчали. Изредка я косился на сестру.
По правде, меня беспокоило её состояние. И хотя прямо сейчас она с
улыбкой смотрела на сына, который старательно повторял за Кузьмичом
простые слова, было заметно, что она не в своей тарелке.
— Потерпи чуть-чуть, сестра, – попытался её успокоить, – скоро
нас выпустят.
— Коста! – сестра усмехнулась. – Неужели ты думаешь, что меня
так тяготит наше нынешнее положение?!
— Честно говоря, да. Я так и думал.
— Может быть, для тебя это и выглядит, как тюрьма... Но для
меня... – сестра задумалась. – Я с того момента, как меня вырвали
из отчего дома, не чувствовала себя такой свободной. Все время по
«тюрьмам». Да, они были разные: были страшные, были наподобие
золотой клетки. Но все равно – тюрьмы. А здесь... Я хожу с открытым
лицом и не боюсь, что меня побьют палками за лишний взгляд или
слово. Честно говоря, платье неудобное. Но и к этому я привыкну. А
главное, что Янис уже не будет мусульманином. Мы же его
окрестим?