— Да никто меня не ссылал. Я с горки съехал, ну и... в вашем
лесу и очутился... как-то, — объяснил Василий, разведя руками.
Дочь и отец заспорили, не обращая на него внимания.
— С горки? Это он с Рыбьего холма, никак, сверзился?
— Да с какого Рыбьего? Холм-то вона где, а этого бедолашного
Гришка... На опушке я его нашла, близенько.
— Где ж там горка-то?
— Ты его больше слушай! Видишь же сам, какой он — на ровном
месте падает, горемыка. С телеги небось свалили...
Дверь ближайшего дома отворилась с громким и неприятным скрипом,
и кто-то, плохо различимый во тьме, вышел на крыльцо.
— И чё расшумелисси, окаянные? — сиплым со сна, тонким голосом
напустился он на спорщиков. — Никакого спасу от вас нетути, ноги б
вам повыдергать да задом наперёд приставить...
— Не серчай, дядя Добряк, — ответила ему Марьяша. Она хотела
сказать что-то ещё, да где там! Ей и слова вставить не дали.
— Да-а, вона как оно, жить у околицы! Колобродят, бестолочи,
верещат денно и нощно, ни сна, ни покоя! Ах вы, стервецы,
лоботрясы, бездельники!..
Староста пожевал губами и сказал задумчиво и негромко:
— Идёмте уж, что ли. Ежели ему вступило, так и до света блажить
будет! Дома и договорим.
Он махнул рукой и пошёл.
Василий, недолго раздумывая, свистнул Волку и направился следом.
Пёс неохотно поднялся с земли. Прогулки он любил, но эта вышла уж
слишком долгой.
Дорога никуда не годилась: сплошные рытвины да колдобины, а
грязи сколько... Тут тебе и тыквенные корки, и ореховая скорлупа, и
яблочные огрызки, и хвостики репы, и подсохшая ботва — не дорога, а
свалка. Там и сям поблёскивают лужицы. Тут же и коровьи лепёшки, и
козьи шарики — и, конечно, следы копыт. Какие-то и совсем
маленькие, будто у той козы ноги не толще пальца.
Может, правда, и показалось: света-то, кроме факела, никакого, и
староста на месте не стоит. Идёт, прихрамывая. По этим-то
колдобинам попробуй не хромать.
Василий смотрел только на дорогу, чтобы не вступить куда
ненароком и не споткнуться, а потому больше ничего вокруг и не
заметил. Да он и не интересовался, голова была занята другим.
Он всё вспоминал, как съехал с горки и очутился в драконьей
пасти — и хоть убей, не мог уловить того мгновения, когда всё пошло
не так. Что же с ним случилось? Вот он забрался на горку... Ну нет
же, никого не было рядом, да и Волк бы учуял. Значит, версия, что
ему дали по голове, отпадает.