— Надо же. Выходит, я сам... вырастил
Анастази с десяти до восемнадцати? — я попытался улыбнуться. — По
мне и не скажешь.
— Да ты вообще у нас герой, — Даналия
подалась ко мне и обняла меня. — Ты был молодцом, Эли, и
продолжаешь им быть дальше.
Для меня стало прискорбным открытием,
что эта женщина была похожа мою собственную мать, почившую в
недалёком прошлом. Вместе с тем это совпадение показалось мне
странным, пока на последнем альбомном листе я не увидел снимок
матери с отцом. Это был темноволосый мужчина в солнцезащитных
очках, носивший кожаную куртку.
— А ты на него похож, — заглянув
через моё плечо, произнесла Анера.
— Это... мой отец?
— Ну, это Кай Кипер. Альвионский
музыкант.
— А... Ты не знаешь, как он
отреагировал на побег нашей матери? — спросил я без особого
энтузиазма.
— Нет. Он сам пропал, если я
правильно помню, лет двенадцать назад, — уже не так уверенно
сказала Даналия.
— Понятно.
Искомые документы, принадлежавшие
прадеду Элиота Лайна, Янису Долорайтису, вскоре оказались у нас.
Тогда же выяснилось то, что написаны они были непросто языком, но
даже символами, которые оказались совершенно мне незнакомы.
— Это русский, — откликнулась
Даналия, когда заметила на моём лице недоумение.
— Русский, — повторил я неуверенно. —
А ты знаешь этот русский?
— Эээ... Нет? У меня бабка знала, но
она уже тысячу лет не приезжает сюда.
— Понятно. Значит, надо найти
переводчика.
— Спроси у Фрица — наверняка среди
краеведов есть кто-то, кто знает. Балтия же не один год была в
составе Российской Империи, так что без этого им никуда.
Я кивнул. Впрочем, к тому времени я
уже знал о существовании интернет-переводчиков, но не понимал, как
воспользоваться таковым при отсутствии подходящей клавиатуры. Я
надеялся, что найденные документы помогут пролить свет на часть
вопросов.
Перед тем, как разойтись, я сделал
для Даналии чай, а себе кофе. Растворимый мне не особо нравился, но
неожиданным образом он оказался лучше того, который местные считали
молотым или, иначе говоря, натуральным.
Мы сели на кухне, и тогда я впервые
чётко подумал о том, что впервые в жизни столь продолжительное
время общаюсь с людьми, не обременёнными знатным происхождением или
иными регалиями. Даналия, тот же Фриц и Ева — они считали
меня своим другом. Они продолжали помогать мне даже тогда,
когда стало ясно, что Элиот Лайн необратимо изменился.