Среди них почти не встречалось
обладателей хороших фигур – года напряженной работы на
пронизываемой всеми ветрами палубе быстро делали их сутулыми и
угловатыми, а их члены – неуклюжими,изувеченными артритом. Под
воздействием испепеляющего солнца на больших и сверхбольших высотах
любая кожа в скором времени делалась темно-серой и сморщенной, как
старая мешковина. Меню из засоленной рыбы и недостаток воды скверно
воздействовали на зубы. Волосы обращались подобием бесцветной
разлохмаченной пакли. И это уже не говоря об ужасных шрамах,
безвкусных пороховых татуировках и отсутствующих конечностях. Так
еще в тринадцать лет Тренч был вынужден сделать вывод, что пираты,
которых он прежде себе представлял, охотятся на совсем других
ветрах - не на тех, что дуют в реальном мире, а на тех, что
образуются при перелистывании книжных страниц.
Человек, легко шагнувший в капитанскую
каюту, был именно таким пиратом, каким-то образом просочившимся в
реальный мир из тесного книжного переплета.
Атлетически сложенная фигура не была
скрыта излишком одежды, напротив, из одежды на вошедшем были лишь
свободные кашемировые штаны и рубаха девственной белизны с открытой
грудью, почти не скрывавшая впечатляющих грудных мышц. Не менее
впечатляли и руки, мускулистые, загорелые, небрежно засунутые за
широкий ремень. Такими руками, пожалуй, можно без всякой помощи
закатить в мортиру огромное ядро или самолично, без помощников,
поднять грот-парус…
Канонир подмигнул Тренчу. Глаза у него
были темно-зеленые, внимательные, с лукавым прищуром. Без всякого
сомнения, опасные глаза. Такие глаза легко притягивают к себе чужие
взгляды и неохотно их отпускают. Эти же, впридачу, были еще и легко
подведены тенями – на Рейнланде так осмеливались делать лишь самые
решительные модницы. Впрочем, ничего женоподобного в его облике не
было, напротив, лицо, сохраняя тонкую аристократичность пропорций,
впечатляло мужественностью всех черт. Усы – тонкие, ухоженные,
смазанные каким-то маслом и подвитые. Бородка – идеально
подстрижена, волосок к волоску.
Тренч никогда особо не задумывался по
поводу своей внешности, но в этот миг ощутил в груди волну тягучей
зависти. Канонир был не просто эффектен, он выглядел так, будто
сошел с какой-нибудь старинной гравюры, где пираты – это не
перекопченные и обтрепанные тощие существа в мешковатой одежде, а
богоподобные мускулистые красавцы, бросающие вызов самому небу и с
хохотом встречающие грудью сокрушающую бурю.Канонир был небрежен,
утончен и ироничен одновременно, а двигался так легко и изящно,
будто ступил не на пол капитанской каюты, а на надраенный воском
бальный зал губернатора, прекрасно сознавая, что является той
фигурой, на которую устремлены все взгляды. От его улыбки в каюте
стало на миг светлее, и Тренчу подумалось, что этой улыбкой,
пожалуй, можно сбивать прицелы вражеских пушек или даже передавать
передачи, как гелиографом…