Оказалось, что Кэтти зовет миледи.
Какой случай! И совершенно неожиданно д'Артаньян прячется в шкафу
камеристки. И прекрасно слышит всю ее беседу с миледи.
Казалось бы, Кэтти только что была с
смятении и страхе, она даже забыла закрыть за собой дверь — или
сознательно оставила ее открытой? — но при этом она с
полным самообладанием разговаривает со своей госпожой, и не просто
разговаривает — она задает наводящие вопросы, она дает возможность
д'Артаньяну увидеть миледи во всей красе. Оцените, как у нее это
получается:
— Иду, миледи, иду! — вскричала
Кэтти, бросаясь навстречу госпоже.
Они вместе вошли в спальню, и, так
как дверь осталась открытой, д'Артаньян мог слышать, как миледи
продолжала бранить свою горничную; наконец она успокоилась, и, пока
Кэтти прислуживала ей, разговор зашел о нем, д'Артаньяне.
— Сегодня вечером я что-то не видела
нашего гасконца, — сказала миледи.
— Как, сударыня, — удивилась Кэтти,
— неужели он не приходил? Может ли быть, чтобы он оказался
ветреным, еще не добившись успеха?
— О нет! Очевидно, его задержал
господин де Тревиль или господин Дезэссар. Я знаю свои силы, Кэтти:
этот не уйдет от меня!
— И что же вы с ним сделаете,
сударыня?
— Что я с ним сделаю?.. Будь
спокойна, Кэтти, между этим человеком и мной есть нечто такое, чего
он не знает и сам. Я чуть было не потеряла из-за него доверия его
высокопреосвященства. О, я отомщу ему!
— А я думала, сударыня, что вы его
любите.
— Люблю его?.. Да я его ненавижу!
Болван, который держал жизнь лорда Винтера в своих руках и не убил
его, человек, из-за которого я потеряла триста тысяч ливров
ренты!
— И правда, — сказала Кэтти, — ведь
ваш сын — единственный наследник своего дяди, и до его
совершеннолетия вы могли бы располагать его состоянием.
Услыхав, как это пленительное
создание ставит ему в вину то, что он не убил человека, которого
она на его глазах осыпала знаками дружеского расположения, —
услыхав этот резкий голос, обычно с таким искусством смягчаемый в
светском разговоре, д'Артаньян весь затрепетал.
— Я давно отомстила бы ему, —
продолжала миледи, — если б кардинал не приказал мне щадить его, не
знаю сама почему.
— Да! Зато, сударыня, вы не пощадили
молоденькую жену галантерейщика, которую он любил.