Что интересно, Арамис, который весь
роман вел себя как школяр, вырвавшийся на каникулы, в данном случае
проявил благоразумие и прямо назвал идею Атоса безумием. Строго
говоря, безумием он назвал и желание графа ехать в Рюэй, где
находились в заключении друзья. И получил красивый ответ: "Если
бы Иона был мне таким другом, как д'Артаньян, то я последовал бы за
ним даже во чрево кита..."
Практически безупречно, верно?
Проблема только в том, что Атос еще
и рассказал, с каким настроением собирается говорить с королевой:
"Государыня, возвратите нам двух ваших слуг и наших
друзей".
Арамис аж головой покачал, мол, это
последнее средство, на него идут только в крайнем случае. Не
помогло.
Дюма писал, что Атос был человеком с
благородным сердцем и, значит, плохим придворным, хотя в переводе
на обычный человеческий язык это означает, что он настолько
осознавал свое величие, что частенько не обращал внимания на
окружающую действительность.
Только вот беда — короли тоже
осознают свое величие. А когда два величия сталкиваются, побеждает
тот, кто сильнее.
Можно ли что-то требовать от
королевы?
Можно, если у вас за спиной
армия.
Была ли армия у Атоса?
Нет, у него не было даже роты,
только Арамис. Маловато для демонстрации величия.
С самого начала аудиенция не
заладилась.
— Вы желаете оказать нам
какую-нибудь услугу, граф? — спросила Анна Австрийская после
минутного молчания.
— Да, сударыня, ЕЩЕ одну услугу, —
сказал Атос, задетый тем, что королева, казалось, не узнала
его.
Обиделся. На редкость вовремя. И
даже забыл, что короли и королевы ужасно не любят, когда им
напоминают о благодеяниях, особенно, если это касается спасения их
чести, не любят, когда им напоминают о благодарности. Напоминать о
таком — все равно что помахать красной тряпкой перед быком. А уж
начинать с таких напоминаний прошения...
Впрочем, какие прошения? Атос
буквально требует освобождения друзей:
— Ваше величество, — начал Атос, —
двое наших друзей, двое самых смелых слуг вашего величества,
господин д’Артаньян и господин дю Валлон, посланные в Англию
господином кардиналом, вдруг исчезли в ту минуту, когда они ступили
на французскую землю, и неизвестно, что с ними сталось.
— И что же? — спросила королева.
— Я обращаюсь к вашему величеству с
покорной просьбой сказать мне, что сталось с этими шевалье, и, если
понадобится, просить у вас правосудия.