Атос! Да, именно так! Очень рад, что вижу вас на этот
раз не в Рюэйле, где вы с вашими проклятыми товарищами содрали с
меня изрядный выкуп!.. Фронда!.. Все еще Фронда!.. Проклятая
Фронда!.. Ну и закваска!.. Но скажите, почему ваша ненависть ко мне
сохранилась дольше, чем моя к вам? Вам-то уж не на что
пожаловаться: ведь вы не только вышли сухим из воды, но даже с
лентою ордена Святого Духа на шее…
Кстати, справедливый вопрос. Десять
лет прошло! Пора бы прошлое оставить в прошлом. Хотя кое в чем
Мазарини неправ. Это была не Фронда, а гораздо более старая спесь
представителя древнего рода к тому, кого он полагал
выскочкой-чужаком. А на нежелание Атоса открывать смысл его
дипломатического поручения, Мазарини вновь говорит справедливые и
здравые слова:
Право, вы меня смешите своим бесстрастием, господин
Атос… Я знаю вашу тайну лучше вас, и вы напрасно не оказываете
уважения человеку дряхлому и больному, который много поработал в
жизни и храбро сражался за свои идеи, так же как вы за ваши… Вы
ничего не хотите сказать мне? Хорошо! Не хотите отдать мне письма?
Бесподобно!.. Пойдемте в мою спальню: там вы увидите короля, и при
короле я…
И в спальне Мазарини излагает
Людовику XIV то самое поручение, с которым Атоса отправили к
королю. Излагает совершенно точно — что значит, опыт. Атос же стоит
в полном изумлении, не понимая, как министр мог узнать содержание
бумаг, с которыми он ни секунду не расставался.
Ну, не смешно ли вам?
Мне было смешно. Вот д'Артаньян,
ничего не зная о поручении Карла, еще в Лондоне сказал Генриетте,
что она французская принцесса и он надеется увидеть ее в Париже.
Это же очевидный шаг для заключения союза двух королей. Но Атос
удивляется, как это первый министр пришел к такому выводу — ведь ни
за что же не догадаться!..
И этот человек взялся за
дипломатическое поручение?
Правда, потом, рассказывая королю,
королеве-матери, принцу Филиппу и Мазарини, как Карл II смог
вернуть себе престол, он в некотором роде взял реванш, но... и
здесь не обошлось без проблем.
Как он там охарактеризовал идею
д'Артаньяна?
"Странная, дерзкая и остроумнейшая мысль".
Да еще и добавил слова про желание
"устранить препятствие" для короля в лице Монка.
И получил от Мазарини немедленный
ответ:
Ого! Да этот француз — просто злодей, — сказал
Мазарини, — и мысль не настолько хитра, чтобы помешать повесить или
колесовать его на Гревской площади по приговору
парламента.