Сперва Макс бился в судорогах в пределах
своей клетки. Видно было — ему смертельно больно. Он разорвал в
клочья униформу, грыз и слюнявил тряпки, после, голый, сел на
шпагат, затем встал на мостик, словно решил заняться йогой, и вдруг
снова сжался в трясущийся комок. Постепенно в хаотичных изгибах и
движениях его худого тела появилась система, он вцепился в прутья и
принялся их растягивать. Сначала мне показалось, что прутья
выдержат, но Паркинсон бесновался, пока не вырвал один. Другие
прутья он загнул на стороны, словно зверь, который рыл себе выход
наружу, да так зверем и выполз — теперь Макс был весь покрыт густой
серой шерстью, его лицо удлинилось и превратилось в подобие
зверской морды. Нет, это был не мозгоед - прионы рассудили
по-своему и сделали из тела, что могли, для наилучшей адаптации.
Получеловек, полуживотное рыкнуло. Паркинсон кинулся к контейнерам
с мёртвыми крысами и начал их пожирать вместе с шерстью, одну за
другой, отгрызая и сплёвывая головы. Кажется, его терзал дикий голод,
спровоцированный метаморфозой тела. После лёгкого обеда
Макса ещё раз перекорчило, видимо, прионы внутри паркинсоника
догнались крысиными прионами. Он с полчаса громил столы, затем
перешёл к истошно кричащим обезьянам, вспарывая клетки ударом руки,
как консервные банки.
—
Когда же ты уже нажрёшься-то? — со злостью воскликнул я в
монитор.
Макс словно учуял меня — поднял окровавленную
морду к камере и ударом лапы разбил её. Экран покрылся рябью,
остался лишь звук. Как он убивал сотрудников, я уже не видел,
только слушал ужасные вопли, плакал слезами и вытирал морду
пальцами. Очень мне нравилась наша фельдшерица, Алла, но выебать её
я так и не успел.
Так она еще в жизни не болела, как худо стало
от укуса пиявки. Тенго страдала чудовищно, она полностью уверилась,
что умрёт: не было частички тела, которая огнём не горела, пока яд
разливался по жилам и безжалостно проникал в каждый закуток. Тем
временем в своём садке бесновался запертый кожаный, которому от
пиявки было гораздо хуже, чем ей. Тенго ничего не понимала — зачем
ему было делать это с собой, зачем бросать пиявку в неё? За что её
так мучают? Просто за то, что она — дакнус? Выходит, сухопутные
ненавидят водников просто так? Но себя - за что?! Когда кожаный
разломал свой садок — Тенго притворилась мёртвой, что ещё
оставалось? Зажмурившись, пускала волну,