Ха. Устыдятся они, как же! На царя руку не поднимут. Держи
карман шире! Вот тот же дьяк Ширифутдинов, что в «моём удушении»
участвовал, настолько устыдится, что через пару месяцев после
«моего убийства» и Лжедмитрия резать пойдёт. Другое дело, что не
проканало у него это дело во второй раз, но тут сам
факт важен. У этой сволоты рука не дрогнет.
— Нет, владыка. Я принял решение.
— Ну, так быть по сему, — вновь ударил посохом патриарх. —
Отпишу грамотку о тебе Иасаафу, игумену Пафнутьево-Боровского
монастыря, да с иноком сегодня и отошлю. То человек мне близкий. Не
выдаст. Там и пострижёшься. Но учти, государь; постриг примешь,
назад дороги не будет!
Ага. Ты это Гришке Отрепьеву скажи. Очень он этому
утверждению удивится. И всё же, на душе немного отлегло. Пока всё
хорошо складывается. Лучшего места, чем Пафнутьево-Боровский
монастырь, чтобы правление Лжедмитрия переждать, мне не найти. От
Москвы недалеко, но всё же особняком стоит. Да и
игумен там, и впрямь, человек надёжный. Это же он вскоре
архимандритом в Сергиево-Троицкую лавру станет и его героическую
оборону от отрядов Сапеги и Лисовского возглавит. Так что неплохо
бы мне с этим человеком контакты навести и к себе
расположить. Ну а постриг… Как только соберётся игумен со мной
обряд провести, на Божье видение сошлюсь. Мол, велел мне Господь
ровно год в послушниках проходить. В это время таким не шутят.
Должен игумен поверить.
Ладно. Будем считать, что надёжное место, где можно будет
спрятаться после побега из Москвы, я нашёл. Остался сущий «пустяк».
Этот самый побег осуществить.
— Я это понимаю, владыка, — изо всех сил скорчил я рожу,
изображая смирение и покорность судьбе. — Вот только чтобы постриг
принять, мне сначала из Москвы как-то выбраться нужно.
Иов ещё больше помрачнел. Старый патриарх прошаркал, тяжело
опираясь на посох, обратно к креслу, осторожно сел, морщась от боли
в суставах.
— Чего ты хочешь?
— Немногого, владыка. Всего лишь письмецо Ивану Чемоданову
передать. А ещё Ксении помочь.
***
Багровый солнечный диск едва приподнялся над домами, играя по
крышам кровавыми бликами. Прохладный утренний ветерок ласково
провёл влажными ладошками по щекам, тщетно пытаясь остудить,
бурлящую в жилах кровь.
С силой стиснув руками оконную раму, я напряжённо вглядывался в
лежащий передо мной город.