Конечно же, он лишил своих подопечных возможности
ходить в Разрыв. Ещё чего: этак каждый сможет вернуться на Землю,
поработить людей, накопить огромное количество энергии и развязать
вселенскую войну. Нет. Никакого Разрыва. Никакой
свободы.
И
только долгие годы наследственных изменений позволили появиться
таким, как ты, о путник.
Мироходцам.
Лучший Атлас Вселенной
– А я
думал, вы его похороните, – сказал Петер.
Они снова
стояли перед особняком Ады. Светило солнце, под ногами поскрипывал
снег. Если посмотреть влево, можно было разглядеть поверх домов
далёкий шпиль ратуши с ослепительной точкой золоченого
кораблика-флюгера.
Калитка
за ночь примёрзла к столбикам ограды и не открывалась. Кат исправил
это пинком.
–
Похороню, – сказал он, подходя к крыльцу и нашаривая в кармане
ключи. – Только копать не придётся.
Петер
ступал рядом, стараясь не отставать. Он был во всём новом: утром
Кат сводил его на городской склад, воспользовавшись давешним
разрешением градоначальника. Со склада Петер вышел одетым и обутым
– в лучшем виде, на взгляд Ката. Правда, длиннополая суконная
куртка и парусиновые штаны сидели на мальчике мешковато, а цветом
напоминали болотную жижу. Но это была крепкая одежда, шитая
хорошими, без гнилья, нитками. В долгом путешествии надёжность
важнее изящества. Ну, а ботинки – высокие, с толстой подошвой –
годились и для осенней грязи, и для глубокого снега, и для рыхлого
песка.
Кат
справился с замком и перешагнул порог. Петер, войдя следом, прикрыл
за собой дверь – не слишком плотно, будто собирался в случае чего
дать дёру.
В доме
пахло яичницей. Ада выглянула из кухни, вытирая руки о
передник.
– Доброе
утро, – сказала она.
– Видали
добрее, – сказал Кат.
Петер
молча поклонился.
–
Завтракать будете? – спросила Ада.
– Мы в
подвал, – сказал Кат.
– А, ну
ладно, – кивнула Ада. – Как управитесь, возвращайтесь. Молодому
человеку овсянку могу приготовить. Ты ведь ешь овсянку? –
обратилась она к Петеру.
Тот снова
поклонился, не издав ни звука.
– Сыты
уж, – сказал Кат. – Надо дела делать.
– Ну
делайте тогда, – Ада поправила передник и исчезла на кухне, где
тотчас зашипело на сковороде масло.
В зале
было светло, по углам играли радужные зайчики от люстры. На оконных
стёклах цвели морозные узоры. Мирно звякала за дверью посуда,
сипел, неторопливо закипая, чайник. Сложно было представить, что
двумя аршинами ниже, в подвале лежит труп.