При этом
в книге катастрофически не хватало важных фактов – возможно, виной
тому были утраченные листы. Взять хотя бы фразу про «отца зла» и
«остров солнечной тюрьмы». Кат предпочёл бы чуть более конкретные
указания. Скажем, «существо, известное как Основатель, находится в
мире, который аборигены называют так-то. Следует опасаться того-то
и того-то. Перед контактом рекомендуем тщательно проверить
местность на наличие замаскированных мин и ловушек». Тем не менее,
он прочёл всё с первой до последней страницы – продираясь сквозь
метафоры, одолевая смысловые провалы, перескакивая через
философские построения.
И, если
верить написанному, впереди ждали очень тяжёлые времена.
– Пойдём
и посмотрим, – повторил Кат, пряча тетрадь в рюкзак. – Во всеоружии
и наготове. Чего думать-то.
Петер
кивнул.
– А идти
вот так не опасно? – спросил он. – У нас ведь только
нож.
– Не у
нас, – сухо поправил Кат. – У меня. Это мой нож.
– Ну да,
– сказал Петер. – Только… Основатель, наверное, не очень испугается
складного ножа. Как думаешь?
– Я
думаю, что ты прав, – сказал Кат. Он поднялся с кресла, выпрямился
во весь рост, под самый гостиничный потолок, и достал из кармана
футляр с чёрными очками. – Основателя вообще хрен напугаешь.
Неважно чем: ножом или там гаубицей. Он – бог. Боги людей не
боятся.
– Ну да,
– сказал Петер поникшим голосом.
– Пойдём,
– сказал Кат, цепляя дужки очков за уши.
– Ну да,
– повторил Петер ещё более вяло. – Демьян, а ты… Ты уверен, что нам
туда надо? На все сто уверен?
Кат шумно
и длинно выдохнул. «На все сто» было выражением, принятым в родном
мире Петера. По-божески оно звучало неимоверно глупо. И неимоверно
раздражало. Как и всё остальное сейчас.
– В книге
сказано… – очень терпеливо начал Кат.
– Да
помню я, что там сказано, – перебил вдруг Петер с тоской и досадой.
Это было так на него непохоже, что Кат решил не развивать
тему.
–
Доставай мешок с песком и хватайся за руку, – сказал он. – Раз
помнишь.
Разрыв
всегда казался Кату по-своему красивым местом. Просто эту красоту
что-то постоянно мешало оценить как следует: то дневное раскалённое
солнце, то ночной холод. Однако на сей раз им с Петером
посчастливилось застать в Разрыве рассвет – час, когда ночь уже
уступила права дневной жаре, а та ещё не успела набрать
силы.
Утро было
нежным, как подтаявшее мороженое. Солнце пряталось за горизонтом, и
дюны, лишённые теней, казались волнами: вокруг будто бы
простиралось застывшее море. Небо меняло цвет, неторопливо
пульсировало, наливалось по краю алым соком. Глядело на крошечных,
затерявшихся в пустыне людей с равнодушием вечного существа – как
сами люди глядят на пыль, на дым, на дождевые капли.