«Не знаю», — хотела сказать я, но ответила:
— Я не помню.
Меня начинало знобить, несмотря на всю оказанную мне заботу. Я
понимала — не от холода, от нервного потрясения. Что я такое?
Телега поднялась на пригорок, и я увидела впереди белый дом.
Громкое слово, почти как символ. Вокруг дома — редкий и
запустелый сад, по двору ходят куры, отыскивая зерно… или что клюют
куры? Все, что найдут? Дорога ухабистая, телега крепкая… Мысли
скакали, я не могла сосредоточиться. И чем ближе мы подъезжали, тем
сильнее я хмурилась. Вот этот дом… Случись мне увидеть его… раньше?
Прежде? В той жизни? Как назвать то, что я только что безвозвратно
потеряла? Я поостереглась бы заглядывать в эти развалины. Видно,
как покосилась крыша, как стены опасливо ползут трещинами, местами
выбиты стекла и забиты деревянными досками. Куда меня везут и
зачем?
— Ничего, барышня, сейчас найдем чем печь протопить, Авдотья вас
обмоет, переоденет. А может, баньку?
Я услышала знакомое слово. Настолько мне близкое, понятное и
родное, что дернулась и вцепилась в руку старосты:
— Да!
— Кузьма? — громко крикнул староста — видимо, возница наш был
глуховат. — Слышал? Барышня баньку изволят!
Барышня изволят доктора. Психиатра. Ох, как он мне не один раз
уже помогал — и с депрессиями, и с паническими атаками. Прежде чем
я окончательно встала на ноги, прежде чем смогла позволить себе
ошибаться, сколько раз я была на грани отчаяния? Бессонница,
постоянный упадок сил, провалы в памяти, беспричинные слезы. Но я
же справилась, я же смогла. Я выстояла. Мне было сложно, на мне
висели кредиты, моя квартира была в залоге и жрать мне было дома
почти и нечего, а костюм мой стоил как три зарплаты офисного
работника средней руки… Я выглядела как миллионерша, а худа от
недоедания была настолько, что вслед шипели от зависти все женщины,
кто меня видел. И так бесконечные десять лет, пока имя Вероники
Маркеловой не стало ведущим брендом. Зажигающая звезды — так мне
льстила отечественная журналистика. В Европе меня, впрочем, не
знали — я не зарилась на мировой масштаб.
Как меня теперь зовут? Кто я такая?
Мне снова предстоит пройти этот путь — с нуля до самого верха? Я
выстою? Я смогу? У меня, возможно, есть выбор. Совершенно точно
здесь нет войны, крестьяне настроены не агрессивно, обращаются со
мной если не с уважением, то с почтением, больше того — они мне
служат. Эти земли как-то обрабатываются, дом… дом в залоге или же
нет, у кого бы это узнать, но есть ли разница? Для меня есть ли
разница здесь и сейчас?