Если бы мне предложили купить такую развалину за бесценок, я
триста раз подумала бы. Иногда, и я не знала тому причины, подобным
строениям давали статус «памятника архитектуры», и мне всегда
хотелось поймать хоть кого-то разбирающегося и спросить, что
выдающегося в обычной усадьбе? Ее построили без единого гвоздя
двенадцать девственниц из самана, замешанного на крови единорога?
Этих «памятников» торчало по всему Подмосковью сотни, и никого,
кроме фотографов-экстремалов, они не привлекали. Они рассыпались в
прах, напоминая, что нет ничего вечного — ни камня, ни
ценности…
Прямо на моих глазах из ступеньки крыльца вывалился кусок, хотя
никто и ногой туда не ступил. Староста вывел меня из телеги,
предварительно раскутав, а потом, не успела я зайти на порог, на
меня налетела пчелой полная женщина лет сорока. Сорока? Пятидесяти?
Тридцати? У мужчин еще можно было как-то определить возраст,
женщины же здесь — к нам вышли еще две — являлись какими-то тенями.
Платки, бесформенная одежда и настолько измученные, обреченные
лица, что от них хотелось сбежать. Или закрыть глаза, чтобы не
видеть во взглядах этих несчастных нечто, что я затруднялась
определить. Тоска? Смирение? Злоба? Или все сразу?
И я закрыла глаза, потому что мне некуда было деваться от
взглядов вроде бы забито-запуганных, подчиненных, но в то же время
звериных — да, так, возможно, смотрит на охотника раненый,
беспомощный, но еще очень опасный дикий зверь. Что я им сделала и
что они сделают мне в ответ?
Женщина оказалась сильной. Если староста касался меня с опаской,
то она волокла как мешок и что-то жужжала. Сравнение с пчелой было
таким метким, что я засмеялась.
— Барышне доктор нужен, — услышала я обеспокоенный голос
старосты. — Видать, зашибло ее или воды нахлебалась.
— Какой воды, Лука, — рявкнула женщина неприятным каркающим
голосом. Прокуренным, подумала я, но табаком от нее не пахло. —
Чего она мокрая-то? Или сам чего нахлебался? А еще староста!
— Так мост размыло, — ответил староста, не обратив на
противоречие в словах женщины никакого внимания. — Барышня в Брешку
упали, а Федота не нашли пока.
Если бы у меня было совсем мало сил, я бы не устояла на ногах,
потому что женщина разжала руки, картинно вскрикнула, а потом
заголосила мне прямо в ухо:
— Премудрейший! Да как же это? Ой, беда, беда, а кошель-то,
кошель! У кого кошель был? Ой, беда, ой, прогневали! А то же надо
было ее в лес, говорила бабка Моревна — проклятая она, в лес ее!
Так не слушали же Моревну, ведьмой кликали, дом пожгли, золотой
водой угли окропили! Гнилой девке место в гнилье, вот и гибнем!