От
этого зрелища Нику, с трудом отползшую в сторону, вывернуло
наизнанку.
Рука
болела нестерпимо, и эта боль поднималась все выше и выше от
ладони, перетекая уже на плечо и под лопатку.
Давясь слезами Доминика, начала вытирать
черную слизь о землю — бесполезно, та продолжала разъедать кожу.
Тогда целительница оторвала от подола кусок ткани, смочила ее водой
из фляги и плеснула зелья, радуясь, что всегда при себе держала
бутылочку с чудесным средством. Слизь зашипела, запенилась, и
девушке показалось, что ее руку опустили в чан с кипящей водой.
Вокруг разодранной раны добавились ожоги, кожа вздувалась пузырями
и лопалась, но яд ушел. Стиснув зубы, Ника выпустила свой дар на
волю, яростно вливая силы в собственное лечение.
Спустя пару минут она вытерла абсолютно
здоровую ладонь о подол и обернулась туда, откуда доносилось
хлюпающее чавканье.
В
душе кипела злость. Этот проклятый отросток из нижнего мира чуть не
погубил ее! Если бы не случайно выпорхнувшая куропатка, он бы не
отпустил, продолжал высасывать жизнь жадными глотками.
— С
меня хватит!
Судьба и так преподносила ей то один
неприятный сюрприз, то другой, но быть убитой каким-то сорняком —
это уже перебор.
Воспользовавшись тем, что маринис занят
пожиранием своей жертвы, Доминика подобрала нож и толстую палку,
тихо подкралась к нему и, примерившись, ударила лезвием по толстой
ножке, уходящей в землю. Во все стороны брызнула бурая жижа.
Щупальца разжались, выкидывая покореженные ошметки птицы, и
взметнулись к девушке, но ухватили не ее, а палку, которую она
предусмотрительно выставила перед собой. И пока маринис пытался
сломать сухую древесину, Ника ударила еще раз и перерубила
ствол.
Маринис заголосил, и этот звук не был похож
на крик человека или зверя. Словно гвоздем вели по стеклу. С дикой
яростью он рванул на себя палку, выдирая ее из девичьих рук.
Доминика не удержалась и повалилась на землю, но тут же проворно
откатилась в сторону и вскочила на ноги, держа нож
наготове.
Иномирный отросток цеплялся за землю и
пытался ползти, оставляя за собой след из черной слизи. Он
несколько дней мог жить без корня, а будучи сытым до отвала —
протянуть и целую неделю.
Перехватившись поудобнее, Доминика один за
другим отрубила семь листьев-щупальцев, а беспомощно скрипевшую
сердцевину затолкала в мешок и завязала поплотнее, чтобы та
ненароком не выкатилась.