Генриетта, наконец отмерев, набрала в легкие побольше воздуха и
зарычала раненым зверем.
– У-у-у-брррррррать!
Стюарды, рабочие и поварята разом кинулись ловить собаку,
сталкиваясь лбами и больше мешая друг другу, чем помогая. Однако
Чак, обрадовавшийся очередной игре, ловко проскальзывал у всех под
ногами, забирался под столы и успевал время от времени сделать
меткий прыжок, чтобы ухватить еще что-нибудь вкусненькое. Стейки и
бифштексы исчезали в его пасти мгновенно.
…А вот на столы с десертами тем временем никто не обращал
внимания. Все были слишком заняты на другом конце камбуза. Я же
знала, в какую сторону запускать песика.
Впрочем, наглеть и долго выбирать времени, конечно, не было.
Поэтому я, выскочив из-за плит и пригибаясь, торопливо ухватила
какой-то узкий короб и побросала в него несколько эклеров. У стола
с меренгами на мгновение приостановилась – рулеты еще не разрезали,
и они лежали пока тремя длинными соблазнительными колбасками.
Недолго думая, я высунулась из-под стола и смахнула в свой короб
один из рулетов целиком. Пришлось, правда, его слегка завернуть и
помять… ничего, я на него не любоваться буду!
А вот теперь – ходу! Я торопливо нырнула назад за плиты, а
оттуда – в вентиляцию, толкая перед собой короб. И старательно
прикрыла выход решеткой, не забыв защелкнуть крепления.
О Чаке я не беспокоилась: уж с корабля его не выгонят. Поймают и
вернут хозяевам. Расследование покажет, что те оставляли собаку в
каюте и как она оказалась на камбузе – непонятно, а значит, и
предъявить им нечего. Всего лишь еще один таинственный инцидент на
борту «Принцессы», в котором никто не виноват. А пес как следует
развлечется и наестся от пуза вкусняшек.
…Откуда же мне было знать, что на этот раз Генриетта всерьез
обидится – и нажалуется капитану!
– Мы знакомы, капитан?
…Задавая вопрос, я уже знала. Вспомнила. Вариантов-то было
немного: я крайне редко называю именно это свое имя, и никогда не
делаю этого без очень особенного повода.
Потому что оно – настоящее.
Точнее… строго говоря, настоящего имени у меня нет и никогда не
было. Те, кто создал меня, предпочитали называть нас по номерам.
Нам объясняли, что это нужно для того, чтобы мы ни к какому имени
не привязывались и с легкостью меняли их при необходимости.
Но я думаю, была и другая причина. К тому, кого ты называешь
«тестовый образец эр-семь», гораздо легче относиться… собственно,
как к эксперименту. А вовсе не настоящему живому ребенку, которому
может быть страшно, одиноко и больно. Пусть даже он «рожден» из
пробирки.