— Понимаю, Михель! – заговорщески
подмигнул Илларион, оттягивая рубашку из штанов. За ремень была
засунута непочатая бутылка портвейна. – Пойдем же вздрогнем по
чуть-чуть! Наполним жилы смыслом!!!
— Ооох... искуситель!! – а ведь и
правда, очень этого хотелось, полстакана было мало, а тут еще такие
новости, – только немного!
— Да ты что Миха, это просто компот!
Через пять минут в туалете! – еще раз многозначительно подмигнул
Илларион и гордо удалился.
— Ну что Жора? Еще поработаешь? –
Михаил взял со стола кружку и сунул в карман. После чего открыл
ящик и вытащил половину шоколада, завернутую в фольгу. У монитора
стоял сувенирчик в виде китайского болванчика, голова которого
осуждающе качалось после пинаний по корзине. – Не тебе меня
судить!
*
*
*
*
*
*
*
— Ну обидно же, Ларик! Десять лет я
работаю на этого дибила, и вот благодарность… — ударил по двери в
сердцах Михаил. В сливном бочке, не останавливаясь, журчала вода,
унитаз был накрыт стульчаком и заменял импровизированный стол, на
котором стояли бутылка портвейна, две кружки и раскрытая на фольге
шоколадка, — …какая-то давалка поработала ртом и вот…
— Может, тебе тоже попробовать? –
прищурившись, предложил Илларион, фокусируя взгляд.
— Что попробовать? – не понял
Михаил.
— Поработать ртом… — заулыбался гений
поэзии.
— Ларик, ну не смешно…
— Да ладно... ну что, вздрогнем? –
наливая в кружки портвейн, предложил Илларион.
— Эх, жизнь моя жестянка… — выдохнул
Михаил, подняв кружку, и жестом показывая тишину, тихо чокнулся об
кружку Иллариона, – за справедливость!!
— И за женщин, которые сидят дома! –
поддержал Михаила Илларион, резким движением опрокидывая содержимое
кружки в рот.
Покряхтев после выпитого, оба
задумчиво уставились на ведро с отработанной туалетной бумагой, да,
иногда мусор навевал мысли…
— Знаешь, Ларри, а ведь мне уже так
надоело заниматься всякой ерундой… охота чего-то яркого… — парочка
комков в мусорном ведре бумаги были яркими… Михаил хмыкнул, — хм...
а то пишу про серость и бред, сижу на окладе… для чего? Ларрик? Ну,
объясни???
Илларион был шикарным собутыльником и
собеседником, по трезвости он любил побеседовать, и даже
подискутировать, но после каждого глотка спиртного, в мозгу
Иллариона происходило что-то странное. Все слова забывал... но
слушать он мог, что и делало его прекрасным собеседником… ну,
слушателем. Иногда уметь выслушать было важней, если вид иметь при
этом мудрый и все понимающий.