– Я сейчас догоню! Только возьму
вещи, – крикнул Степан им в след.
– Брось ты свою городскую паранойю!
Не бойся, никто твоё барахло тут не украдёт! Снегоходы не угонят, а
сами они не уедут. На охоту нужно отправляться налегке. Брать
только самое необходимое. Любая мелочь может стать обузой, – хрипло
сказал Владимир.
Степан согласился и направился вслед
за охотниками в чащу. Зимний лес очаровывал волшебным таинством
снежного покрова. Высокие ели и величественные сосны, укутанные
пышной белизной, как сахарной ватой, искрились на свету, будто
усыпанные крупицами алмазного бисера. Свежевыпавший снег бегло
серебрился под ногами, словно песчинками бриллиантов. Степан порой
даже не решался по нему ступать, опасаясь потревожить застывшую
здесь нетронутую красоту. Воздух, пропитанный терпкими запахами
хвои, дышал свежестью и умиротворением, но вместе с тем возобновлял
ощущения навязчивой слежки.
Всюду повисла мертвенная тишина,
прерываемая скрипом шагов и шелестом задеваемых при ходьбе веток.
Можно было слышать, как с сосен падал снег. Чутьё подсказывало
Степану, что в лесу он находился с охотниками не один. Сердце
заходилось в преддверии опасности. Пугали любые шорохи. Нутром
особенно остро чувствовался чей-то пристальный, внимательный
взгляд, полный презрения и хищной, безжалостной злости, неприятно
колющий спину, но куда бы Степан ни посмотрел, всюду ершились
безмолвные ели. Чем дальше Степан заходил в лес, тем всё больше
думал, что не он искал жертву, а добыча выслеживала его. Душу
одолевали гнилостные ощущения, гласившие о том, что из-под
раскидистых кущ за охотниками кто-то внимательно наблюдал. Тревога
гноилась внутри, влекла за собой густой тягучей смолой, липкой и
вязкой, как повисший среди деревьев полумрак. В памяти всплывали
подробности вчерашних историй, и только осознание того, что вокруг
опытные охотники, не давало поддаться страху.
Аккуратно ступая, Степан вместе с
попутчиками держал ухо востро и курок на взводе. Он не сводил глаз
с прицела и едва сдерживался, чтобы не выстрелить в первую
попавшуюся тень. Казалось, в любой миг из ветвей могли выпрыгнуть
дикие хищники, вцепиться в глотки охотникам и растерзать, как
беззащитных куропаток. Тело била дрожь не то от холода, но то от
боязни таинственной слежки. Степан глядел во все глаза, вертел
головой по сторонам, но его неизвестный наблюдатель по-прежнему
оставался незаметным. Это уже походило на паранойю. Оставалось
надеяться, что по возвращению в город навязчивое чувство
преследования, наконец, исчезнет, как туман.