Ехидно скорчился в презрительной гримасе, – для меня месть – это как глоток свежего воздуха. Она поможет мне избавиться от уничтожающей и поедающей боли. Я не смогу нормально существовать пока это ничтожество свободно расхаживает по земле и наслаждается жизнью.
Повернувшись к ярко и одиноко горящему светильнику, продолжил, – к тому же, ты никогда не задумывался, сколько ещё несчастья, зла, боли и прочей нечисти способен принести этот дьявол во плоти. Этот паразит отравлял и продолжает отравлять жизни множества людей. Прямо сейчас пока мы с тобой, разглагольствуем, он, возможно, убивает очередную жертву.
С озлобленным лицом, требующим справедливого правосудия, разворачиваюсь к растерянному мужчине, который, как всегда, неспособен сказать не единого слова оправдания в адрес убийцы.
– Разве я неправ.
– Сынок, ты не господь бог и не вправе вершить чью-либо судьбу.
Яростно и обессиленно уселся в кресло, с искренним негодованием осмысливая фразы добродушного и милосердного старичка.
– Хочешь отомстить, – мужчина взмахнул руками, – я не против. Даже готов подсказать способ.
Озадаченно взглянул на мужчину, ожидая ответа.
– Всё просто, сотри из памяти. Забудь, словно это был страшный сон. Кошмар.
– Зачем?
Старик замолчал и озадаченно обвёл моё холодное лицо, на котором застыла маска безразличия.
– Зачем? – вновь раздался мой убийственно-спокойный вопрос.
– Что зачем? – искренне не понял смысла моего вопроса негодующий мужчина. – Зачем, я тебе всё это говорю? Я объясню! Потому что я тебя люблю, ты мой сынок. Воспитанник. Я в тебя всю душу вложил.
Отрицательно покачал головой.
– Глеб Владеленович, зачем ты поведал мне о судьбе моей матери? Ты мог скрыть от меня, что её погубил Архангельский. Придумал бы какую-нибудь душещипательную историю.
– Я поклялся твоей матери, что расскажу тебе правду.
– А теперь ты хочешь, чтобы я предал её память? Простил и забыл.
Старик с досадой провёл руками по пересохшим губам, – я обязан был рассказать тебе правду, но только тебе решать, что делать дальше. Это твой путь.