Придя в себя после секундного ступора
– «Как? Откуда? Почему?..» - он уселся на переднюю банку и принялся
грести. Лодка прошла мимо броненосца - он высился из воды мрачной,
чёрной скалой, и лишь редкая цепочка огоньков окаймляла палубу и
мачты, - и направилась, подгоняемая ударами теперь уже четырёх
вёсел, вглубь бухты. По дороге и Роман, и его спутник говорили без
умолку, обильно пересыпая свою речь специфическими сугубо
российскими речевыми конструкциями или юный бакенщик (или всё же
лодочник?) как выяснилось, неплохо владел. Но, отметил молодой
человек, сочные матюги не несли в его устаххарактера нецензурной
брани – видно было, что мальчишка попросту нахватался их от кого-то
и теперь вставляет к месту и не к месту, пытаясь сделать свою речь
понятнее для нового знакомого.
Бухта на поверку оказалась куда
больше, шире, чем казалось с палубы парохода. В темноте он
затруднился бы точно определить расстояния, как и скорость, с
которой они двигались – но мог с уверенностью сказать, что прошло
не меньше трёх четвертей часа, прежде чем нос лодочки ткнулся в
высокий белый борт. Он вскарабкался по верёвочному, с узкими
деревянными ступеньками трапу – и испытал невыразимое облегчение,
услыхав сначала на знакомом псевдо-эсперанто, а потом и на русском:
«Проходи, парень, будь как дома…»
- Значит, ты журналист… - повторил
шкипер. – Из огня, значит, в полымя угодил – от исламских боевиков
прямиком к украинским бандитам?
Роман пожал плечами. – Я ведь и
раньше бывал в горячих точках, просто на этот раз не повезло.
Застрял в Алеппо и не успел добраться до российской военно-морской
базы в Тартусе. Вот и пришлось морем, на Кипр…
Шкипер сощурился – не насмешливо, как
отметил молодой человек, скорее лукаво.
- А не боязно? Я сам, правда, там не
был, сказать не могу - но в газетах прописано, что лютые они, чуть
что – головы режут…
Роман пожал плечами. Старомодная
манера шкипера изъясняться несколько его озадачивала – она словно
вышла из книг или фильмов середины прошлого века. Или это он
нарочно валяет дурака, работает на образ?
- Такая работа, Христофор Бони…
простите, Михаил Христофорыч… - Романа так и тянуло назвать
собеседника этим знакомым по мультику, именем-отчеством. Тот и
правда, напоминал Врунгеля - та же седоватая щетка усов, нос
картошкой, белый китель с воротником-стойкой, туго застёгнутый под
подбородком на все крючки. И даже трубка имелась – она дымилась в
бронзовой пепельнице, распространяя по кают-компании аромат
дорогого табака.