— Мне жаль… - повторил Кошкин еще
более неловко.
Если слезы Агафьи Сизовой вызывали в
нем толику раздражения, то эту девушку ему было в самом деле жаль.
И у него слишком сильно болела голова, чтобы искать тому другие
объяснения, нежели наличие у нее хорошенького лица и абсолютной
беспомощности перед этим жестоким миром. Даже Мейер не упрекала ее
за слезы, а лишь тихо гладила по хрупкому плечу. Таких девушек
всегда хочется защитить и пожалеть.
А впрочем, довольно для него дамочек,
желающих показаться беспомощными.
— Чем вы занимались в ночь, когда все
случилось? – спросил Кошкин куда более строго, чем стоило.
Люба всхлипнула, ниже наклонила
голову, явно ожидая упреков:
— Вам Агаша, наверное, все уже
рассказала… мы гадали. Нарочно Агашу позвали для этого. Так Фенечка
захотела.
— А вы не хотели?
— Погадать? – Люба неуверенно повела
плечом. – Кому же не интересно узнать о будущем? Но, право, я не
особенно в это верю. Я лишь хотела поддержать Фенечку.
— У Феодосии были причины… узнать о
будущем? У нее что-то произошло?
— Насколько мне известно, нет, -
всхлипнув снова, ответила девушка.
А потом подняла глаза на Кошкина и
явственно, так, чтобы он заметил, скосила их на сидящую рядом
госпожу Мейер.
Неужто давала понять, что не может
говорить при начальнице?
Однако. Кажется, у девицы Тихомировой
и правда имелись причины для беспокойства. А эта хрупкая Любушка не
так уж беззащитна – хитрить она точно умеет. А впрочем, этот талант
от природы дан всем женщинам без исключения, даже самым юным.
— Хорошо, - озадачился Кошкин. И
вернулся все-таки к намеченному плану вопросов: - Ваша подруга
жаловалась когда-то на боли в сердце?
— Нет… но Фенечка вовсе редко на
что-то жаловалась. Помню, как нынешней зимой она в жару и ознобе
занятия посещала, а после вместе со всеми украшала музыкальный
класс к Рождеству. Еще и других подбадривала, чтоб веселее
были.
Жаль, что ближайшая подруга
однозначно не подтвердила, что Тихомирова страдала больным сердцем:
больше работы медицинскому эксперту по доказыванию естественной
причины смерти. Но Кошкин сомнениям этот факт не подвергал. Не
отравили же ее в самом деле! Кому могла помешать малолетняя девица,
почти ребенок?
И все же, когда после допроса
выходила Агафья Сизова, Кошкин успел подозвать Костенко и коротко с
ним переговорить. Велел сопроводить девушку, пусть и под строгим
присмотром госпожи Мейер, до спальной комнаты, а после изъять в
качестве улики эту ее заварку из мелиссы. Неприятные инциденты с
обыкновенной, казалось бы, чайной заваркой в сыщицкой практике
Кошкина, увы, уже случались…