Останавливал его, пожалуй, совсем уже не патриотизм, изрядно
подтаявший к этому времени, а собственно опасность такой эмиграции,
прежде всего момент преодоления нейтральной полосы. Ну и понимание,
что последствия от такого решения, очень может быть статься, будут
худшими, чем он себе представляет.
После работ на Шестом Бастионе спина ещё нет-нет, да и
отзывается неприятно.
Полагать, что французы окажутся к нему более милосердны, чем
соотечественники, определив перебежчика на лёгкую и сытную работу
при кухне, глупо. Нагрузят, если что, как взрослого, а спрос, как с
безответного чужака, будет вдвойне.
А уж если вспомнить о холере, которая косит войска Коалиции как
бы не вернее русских ядер, пуль и штыков, и о том, что кому-то
нужно ухаживать за холерными больными и убирать их трупы...
… в общем, только это и останавливало попаданца от
предательства… или эмиграции, это уж как посмотреть! Точка зрения,
она такая.
Ну и где-то совсем на горизонте маячила мысль, что рано или
поздно, и скорее рано, войска Коалиции покинут Крым, и найдётся ли
место на судне ему, Ваньке?
Не сразу и не вдруг, но попаданец, отринув к чёртовой матери все
моральные принципы, стал подворовывать, не брезгуя ни недоеденным
сухарём, ни початой бутылкой водки, ни старым, брошенным на спинку
стула сюртуком, оставленным без присмотра. Главное было – не
попадаться… и он справлялся.
Сухари и тому подобное он ел, презирая и ненавидя себя за такое
крысятничество, а водку, одежду и всё прочее менял на еду, и
разумеется, задёшево. В осаждённом, воюющем городе, к происхождению
вещей особо не придираются, но и цену дают соответствующую –
военную, маркитантскую.
Поначалу…
… да что там врать?! Стыдно было и потом, но когда от голода
начинаются голодные обмороки, то стыд там, или воспитание… а просто
– или переступишь, через себя, или сдохнешь.
А Ванька и жрать хотел, и жить… и очень не хотел заработать
дистрофию, или, скажем, какое-нибудь хроническое заболевание в виду
недоедания. Государство, или вернее, государства, пока ещё далеко
не социальные, и полагаться ему можно только на себя!
В Севастополе, после долгих месяцев осады, нехватка всего и вся
– боеприпасов, еды, лекарств, людей и помещений. Канцелярия
Владимирского пехотного полка ютится на отшибе небольшого,
несуразного, полуразрушенного особнячка, в крохотном аппендиксе
длинного коридора, заканчивающегося крохотной комнатушкой возле
самой кухни.