Старые недобрые времена 1 - страница 61

Шрифт
Интервал


- Наверх, - скомандовал поручик, и ополченец, подпираемый, подталкиваемый двумя штыками, полез на бруствер.

В голове никаких мыслей, а только страх, страх…

… и наконец он встал наверху, видя сверху и Четвёртый Бастион, и французские укрепления, и солдат с матросами, и…

Пуля сбила картуз, потом, чуть погодя, продырявила полу серого мундира… а потом французы перестали стрелять[ii]. Правда, Ванька осознал это сильно потом…

А пока он стоял, и стоял, и…

… потом ему разрешили сойти.

Подобрав картуз, попаданец, прежде чем надеть его на голову, некоторое время смотрел на отверстие, пробитое пулей аккурат у жестяной ополченческой крестообразной кокарды, на которой было выбито…

… «За Веру и Царя».

[i] Гомосексуализм в армии Российской Империи (о Европе отдельно) явление частое. В высших кругах Российской Империи гомосексуализм не считался большим грехом, скорее пикантной забавой. А оттуда, сверху, эта «забава» пробралась в Пажеский Корпус, Училище Правоведения, кадетские корпуса и далее вниз.

Часто бывало так, что если командир полка (дивизии, батальона, роты) имел гомосексуальные пристрастия, то голубела и часть. В Гвардии, к примеру, это было особенно заметно.

[ii] Автор не нагнетает, подобное наказание ШИРОКО (согласно воспоминаниям современников, в том числе и офицеров) применялось и в ПМВ, а в описываемое время отношение к солдатам было намного более жёстким, а скорее даже – жестоким.

- Вот, угощайся Ванятка, старуха моя наготовила, - суетится дядька Лукич, потчуя подростка немудрёными яствами, - Как узнала, што я к тебе засобирался, так только руками всплеснула, и такую, скажу тебе, суету навела!

Он дробно засмеялся, но почти тут же смущённо замолк, и, крякнув, покашлял, дёрнув себя затем за изжелта-сивый, прокуренный ус.

- Да ты ешь, ешь! – спохватился он, - Не думай, не последнее! Лето чичас, небось не пропадём! Здеся тебе не Расея, всё из землицы так и прёт! А у нас жа со старухою садочек, и такое тама растёт, што иной из дворян в Расее, особливо кто победнее, так и позавидоват небось!

- На-кось вот… - старик протянул кусок хлеба, а потом, то и дело то кусая губу, то дёргая себя за ус, смотрел, как Ванька ест уху, придерживая на коленях укутанный в сто одёжек, чтоб не остыл, приземистый низкий горшок.

Открывая иногда рот, он, кажется, порывается что-то сказать, но замолкает, снова дёргая себя с досадой за ус, неприязненно поглядывая на солдат, отдыхающих чуть поодаль от вечных, непрекращающихся земляных работ.