Вонь не такая как в трущобах. Там царил запах нищеты, а здесь
всюду несло... рабством?
– В чем отличие нищих от рабов? – неожиданно спросил Тимьян
старика.
Туут остановился и посмотрел на мальчика.
– Интересный вопрос. Но я не буду на него отвечать. Хочешь знать
почему?
– Нет, – угрюмо ответил Тимьян.
– А ты быстро учишься, низший. Избегаешь побоев? Ха! Запомни,
низший: боли действительно нет. Чем скорее ты это поймешь, тем
лучше. Поэтому не бойся задавать вопросы. Глупые в том числе.
– Хорошо, – недоверчиво согласился мальчик. – Тогда почему?
– Не хочу.
– И все?
– И все.
– Я понял.
– И что же ты понял, низший?
– Вы всеми силами хотите дать мне понять, что вы – не
учитель.
– Ха! Далеко пойдешь, низший. Далеко! Скажу так: я не учитель. И
никогда им не был. Нет, конечно у меня были… скажем так,
подопечные. Но я их ничему не учил. Чтобы учить, надо знать. Чтобы
знать, мало обрести бессмертие. А что я знаю? Да ничего. Взять хотя
бы ту монету, талант. Если бы я знал, то не воспользовался бы ею. Я
бы напрямую спросил Ии: «кто он?» Понимаешь?
Тимьян пожал плечами:
– Но вы же только что сказали: «ты быстро учишься».
– Ты мне надоел, низший, – раздражительно бросил Туут и ускорил
шаг. – Не отставай.
Спустя какое-то время Туут остановился напротив заведения с уже
набившим оскомину названием «Роза любви». М-да, вариаций с этими
двумя словами здесь, в Сахте, иначе «квартале роз»,
предостаточно.В квартале, где за
всёвремя Тимьян не увидел ни
однойживойрозы.
Заведение, мягко говоря, не вызывало доверия – обшарпанное
здание с заляпанными окнами и облеванными стенами. Перед входом, на
длинной лавке, сидели рыхлые полуобнаженные девицы, на лицах
которых застыло выражение глубокой апатии. Между ними лежал,
положив голову на ноги одной из них, мертвецки пьяный сарсут. Та
блудница, на коленях которой он дремал, лениво посасывала длинную и
тонкую курительную трубку, равнодушно отгоняя от хозяина мух его же
красным колпаком.
Туут пригладил волосы, поправил котомку, и, откровенно нелепо
улыбнувшись, вошел внутрь, повелев подопечному остаться снаружи и
ждать.
Тимьян какое-то время разглядывал женщин, пока дама с трубкой не
рявкнула:
– Чего уставился, гаденыш? Иди отсюда!
Мальчик отвернулся.
В этот момент показались два монаха. Оба были относительно
молоды, хоть и заросли неопрятными бородами. Оба в излохматившихся
от времени ругах