— Маман никогда не говорит без
дела.
Тут я, конечно, его уел. Килли —
существо молчаливое. Обычно постанывает в своих доспехах, словно
уставшее привидение, да изредка ругается словечками, подслушанными
у Манишки или Никифорова (оба знатные сквернословы). Так что любое
другое слово от неё почти на вес золота. Когда она раскрывает рот
(или что там у неё вместо рта) — стоит обратить внимание.
Мы повернулись за разъяснениями к
массивной фигуре на фоне бледно-розового неба. Месяц, рожками
вверх, висел, а точнее лежал на ее похожем на арбуз шлеме, словно
рога у буйвола. Мамочка махнула рукой и почти сразу мы услышали
дробь лошадиных копыт. Две или три лошади.
— Свои. — Килли сочла нужным дать
объяснения, прежде, чем народ начал занимать позиции.
Жан и Манишка на уставших лошадях
выехали к нашей временной стоянке. Через спину лошади Жана был
перекинут человек в ярко-зелёном мундире. Кто-то из солдат полка
лорда Авельслебена. Часть скальпа у него была срезана, тёмные
волосы болтались на лоскуте кожи, белел кусок черепа, кровь
заливала лошадиную шкуру.
— Дери вас совы, проклятые ублюдки! —
сказал Манишка, в его голосе слышалось непередаваемое облегчение. —
Едва нашли, среди этих хреновых кочек. Если бы не твой компас,
Медуница, точно бы не выбрались.
— Кто это? — Капитан был сама
любезность, но в светлых глазах застыл холодный расчёт.
Жан сбросил человека на землю, словно
мешок с мукой. Стон был едва слышный.
— Дезертир, полагаю. Там целая рота
попала на зуб к созданиям Отца Табунов. Пока они остальных жрали,
мы этого увезли. Подумали, что он вам очень нужен. И, кажись,
успели, а Колченогий?
Я склонился над раненым, пощупал
слабый пульс, обратил внимание на белёсую, словно обсыпанную мелом
кожу. Перевернул на спину, задрал рубаху и поморщился — укусы,
вырванные куски плоти, потемневшие края ран. Даже странно, что он
ещё жив, а не летит в ласковые объятья Рут.
Капитан у нас прагматичный ублюдок,
как и всякий из нас — благородных. На его месте, признаюсь, я
сделал бы то же самое, выбирая между чужим солдатом и своим.
Командир шевельнул пальцем и Болохов шагнул к трофею Жана, вытащил
нож.
Громила и Януш с видимым облегчением
отпустили руки Колченогого, помогли подняться, хлопнули по плечам,
мол всё в прошлом.
— Братцы! — дрожащим голосом сказал
он двум вернувшимся разведчикам. — Братцы. С меня, как вернемся,
выпивка!