— Покровительница, — прошептал Зяблик одними губами.
— Спасибо... Покровительница.
Ему почудилась её невидимая улыбка. Улыбнулся и он. Сами собой
закрылись глаза, и светлые, счастливые видения наполнили его
сон.
Сон неохотно отпустил Зяблика. Кто-то тряс его за плечо.
Морщась, Зяблик открыл глаза, и только тут услышал ленивый
покрик: «Па-а-адъём!». Человек, имени которого Зяблик
не помнил, вышагивал между спящих тел, раздавая пинки налево
и направо. Керосинка стояла у основания лестницы,
и свет достигал до самых дальних углов палубы.
Зяблика растолкал Нырок. Он, как обычно, проснулся раньше всех,
сходил на верхнюю палубу и встретил рассвет.
А теперь вернулся и спасал друга от пинка
смотрящего. Зяблик поднялся и сел, растирая лицо. Минувшая
ночь урывками всплывала в памяти. Лицо Ворона, его вкрадчивый
голос, нож, Покровительница... Покровительница!
— Ты чего лыбишься? — нахмурился толстый
смотрящий, остановившись возле Зяблика. — Что, жизнь слишком
прекрасна для тебя? Или бабу во сне увидал?
Ответить Зяблик не успел. Смотрящий отвернулся, отыскал
кого-то взглядом среди копошащихся сонных людей и крикнул,
указывая на Зяблика:
— Этого к лошадям. Распорядились.
Вот и присмотр Ворона. Не забыл, одноглазый,
не обманул. Зяблик сжал губы и кивнул, стараясь
не выказать недовольства. Смотрящему, судя по всему,
хотелось проучить Зяблика за что-нибудь,
но ни в лице, ни в позе его
он не нашёл ничего, заслуживающего взыскания,
и пошёл дальше, покрикивая, высматривая, все ли живы.
— Когда это ты успел? — вполголоса спросил
Нырок.
Они остались одни, ждали своей очереди подняться на свежий
воздух. Остальные смертники, сбившись в привычные группы,
тянулись наверх, получать завтрак.
Зяблик быстро объяснил, как попался на глаза Ворону.
Говоря, он смотрел себе под ноги. Нырок присвистнул:
— Эк его принесло-то не вовремя. Но ничего,
перебесится, забудет.
Они двинулись к трапу, и Зяблик понял, что ничего особенно
страшного с ним не произошло. Ворон мог точно так же распустить
когти над любым другим, и от сердца отлегло. Что ж, уберёт за
конями, ничего страшного. Работа как работа, притерпится.
— А чего довольный-то такой? — легонько толкнул
его локтем Нырок. — Как будто помиловали во сне.
Зяблик сообразил, что опять улыбается, и спешно натянул
на лицо бесстрастное, чуть угрюмое выражение, какое носили все
смертники. Они знали, что нельзя показывать своих чувств. Покажешь
радость — отберут или изгадят. Покажешь печаль —
расковыряют и уничтожат. Кругом — звери. Звери
с птичьими именами.