пробой и, крепко сжав мою
ладонь, шагнул вперед.
* * *
Портал открылся на пустоши, в ложбине между холмами, сплошь
поросшими вереском. Сырой, пахнущий солью и снегом норд укладывал
бурые стебли на землю, развевал юбки, гнал по небу черные тучи,
грозящие бурей. Дикое, безлюдное, бесплодное место — только камни,
камни, камни… Камни и потемневший от дождей верещатник.
Впереди, в пяти-шести ярдах, лежал испещренный рунами кимров
валун — не то страж, не то предупреждение.
Маг сделал короткий жест, будто раздвигая шторы, и ругнулся:
— Кретин… Отойди назад, — велел он мне и, развернув, шлепнул по
крупу лошадь.
Позванивая копытами по камням, кобыла зарысила прочь. Приподняв
юбки, я последовала за ней.
Сунув в карман пальто перчатки, которые приготовился было
надеть, маг швырнул в валун файерболом. Камень ярко вспыхнул желтым
и погас.
— Осел.
Еще один файербол, теперь крупнее. Снова желтая вспышка, шипение
— будто на угли плеснули водой, — и унылое завывание ветра в
холмах.
— Баран валлийский! — Кажется, Уилбер начал злиться всерьез:
слепленный им плазменный шар размером превысил тыкву с осенней
ярмарки, и валун полыхнул, явив очертания уснувшего дракона.
— Остатки!..
Вспышка, и долетающий даже до меня жар.
— На щит!..
Файербол, вспышка, дрожащий раскаленный воздух впереди.
— Переводить!..
Файербол, вспышка, горячее марево.
— Moorkh! [идиот, хинди]
С пальцев мага сорвалась сдвоенная молния, и валун взорвался,
засыпав все вокруг мелкой крошкой.
Уилбер натянул перчатки, свистнул:
— Айше!.. — Лошадь, фыркнув, вернулась к хозяину. — Тебе особое
приглашение? — покосился на меня маг, заметив, что я медлю.
Уилбер крепко стиснул мою талию и усадил боком в седло, уперев
ногу в стремя, устроился сам. Повинуясь поводьям, кобыла обогнула
дымящиеся останки каменного стража, а выбравшись из низины, перешла
на рысь, на ровных участках ускоряясь до галопа.
Дорога петляла, и Уилбер направил Айше напрямик, через пустоши.
Маг торопился: он то и дело нюхал воздух, смотрел на тучи,
оглядывался в сторону моря — туда, где горизонт затянуло
свинцово-серой мглой — и подгонял кобылу резкими командами.
Мое же внимание было целиком поглощено высотой, на которой я
оказалась, непрекращающейся тряской и безумной скоростью, с которой
мы двигались вот уже третий час. Сидеть было неудобно, прислоняться
к магу, взорвавшему камень размером с кладовку, где тетя Скарлет
хранила джемы, страшно, падать — еще страшнее, и в лошадиную гриву
я вцепилась так, что свело руки. Я не запомнила ни поворотов, ни
подъемов, ни спусков — только комья грязи из-под копыт, пожухлый
вереск с белыми, потерявшими краски от осенних дождей лепестками,
шумящие над головой валлийские сосны и огромного одноглазого
волка.