Спрятавшись в ванной, я натянула колючие чулки, закрепила
подвязки. Ботинки чуточку жали, в кофте сразу стало жарко.
Вернувшись, подхватила пальто, плотный капор с широкими полями и
засеменила за Уилбером, запустившим над лестницей блуждающий
огонек.
Портреты встретили меня буравчиками глаз и поджатыми, как у
мага, губами. Свет бликовал на золоченых рамах, на инкрустации,
выхватывал нахмуренные брови и схлопнутые веера, и казалось,
напудренные лица поворачиваются мне вслед.
Внизу нас ждал дворецкий; лампы в этот раз не зажигали — видимо,
опасаясь разбудить мисс Шелл хлопками, — на высокой тумбе за спиной
хиндостанца горела высокая толстая свеча. Молча поклонившись,
дворецкий помог надеть пальто — сначала мне, потом Уилберу, подал
магу шляпу. Ленты на капоре я завязывала на ощупь.
— К обеду меня не ждите, — сказал маг.
— Да, господин.
Снежное покрывало двора расчертили черные дорожки следов, изо
рта при дыхании шел пар. Примыкавший к особняку сад ронял с веток
белые искрящиеся пушинки — они вальсировали, то взмывая вверх, то
снова опадая. Аккуратные округлые кусты самшита превратились в шары
сахарной ваты, решетка ограды за ночь оледенела и теперь блестела в
лучах фонарей. Улицы Уайтчепела в это время уже запружены народом,
а здесь — в Вестминстере? или Гринвиче? — только-только просыпаются
слуги.
Маг собрал в горсть снег с каменной вазы у входа в особняк, сжал
его в кулаке и поморщился, вытер ладонь о рукав.
— Верхом ты, конечно, не ездишь?
— Нет, сэр.
В детстве, в Эденбурге, у меня был пони. Гнедой, с маленькими
ушками, длинной мягкой челкой и грустными глазами — мне было стыдно
на него садиться. Ему же, наверное, тяжело…
Подведенная конюхом кобыла была серой. Она аккуратно
переставляла сухие мускулистые ноги, и на снегу оставались
полукруглые отпечатки новеньких зимних подков. Лошадь негромко
заржала, потянулась к магу. Тот погладил ее нос, протянул раскрытую
ладонь, на которой, по волшебству, появился кубик сахара.
Лошадь аккуратно сняла его губами и громко захрустела.
Маг отобрал поводья у слуги, вычертил свободной рукой контур
портала. В воздухе замерцал ярко-синий прямоугольник. Пространство
внутри него смазалось, исказилось, а вырвавшийся с той стороны
порыв стылого ветра едва не сдернул капор — я отшатнулась. Лошадь,
в отличие от меня, даже ухом не повела, только наклонила голову,
оберегая глаза. Уилбер расширил