Военные натаскали внушительные запасы сухих веток и сложили в
кучу недалеко от костра. Меня трясло, пока я не приблизился к огню.
Жар согревал. Как только начинало припекать, я поворачивался, чтобы
обсохнуть с другой стороны. Тело пробирало дрожью не только от
холода.
Как Прохоренко умудрился утонуть? Что, если бы я не поплыл к
берегу и помог ему сам? Утонул бы я вместе с ним или спас? Он
плавал лучше меня. Я чувствовал вину в его смерти, хотя понимал:
военным вряд ли уже когда-нибудь получится выбраться из этой
деревни.
Позже Зона научит меня поменьше думать о других и больше
заботиться о себе, но, когда ты молод и неопытен, смерть хоть
сколь-нибудь знакомого человека вызывает оцепенение.
Святой вернулся немногим позже нас. По его лицу все поняли, что
результаты разведки неутешительны. От негодования сморщились
вытатуированные католические кресты и колючки на его лице.
— Я такого дерьма в жизни не видел, — Святой кинул пустую флягу
на землю и сбросил автомат, казалось, что он единственный до
последнего не верил в пространственную аномалию.
Фил подошёл к Святому, похлопал его по плечу, сказал что-то
вполголоса, и татуированный переменился в лице. Как и вчера, Святой
сел под дерево и закрыл глаза, будто решил вздремнуть. Впрочем, мне
он казался неуравновешенным даже в таком состоянии.
Почти все из нашего отряда ушли изучать артефакт, большая часть
вояк разбрелась по деревне: кто на рыбалку, кто на разведку и
посты. Немногие из служивых верили в хороший исход с артефактом,
особенно после гибели лейтенанта.
Я вспомнил про странное наваждение в озере: тонкие белые нити.
Они помогли мне, причём никто, кроме меня, их не видел.
Чем больше вглядывался в костёр и погружался в свои мысли, тем
больше мне казалось, что там на кончиках языков пламени в дрожащем
воздухе стоит Прохоренко и машет мне рукой.
В костре громко треснуло, и видение прошло. Я заметил на себе
пристальный взгляд майора. Офицер сидел напротив, за костром, явно
собираясь мне что-то высказать.
— Молодой ты для наёмника, совсем пацан.
— Ваш лейтенант тоже нестарый был, — сказал я, будто это майор
был виновен в его смерти. Злая ирония сорвалась с губ сама по
себе.
— Я его почти не знал, да и будь он из моей роты, я бы горевать
не стал. Работа у нас такая. Вот как вернусь домой, так может,
водки в стакан налью, может, даже слезу пущу. А сейчас нет.