– Чего ты тут разаукалась? – забурчала Лея, переступая порог. –
Заблудилась, что ли?
Растревоженный Коша запрыгнул на подоконник, и младшенькая
погладила зверька, нервно дергавшего хвостом.
– Кот, наверное, боится, что мы его оставим… – она заворковала:
– Не бо-ойся, киса! Пап, поехали домой?
– Поехали! – рассмеялся я.
Вчетвером мы залезли в зеленый Ритин «Москвичонок» – Юля
примостилась рядом со мной, а Лея с Кошей заняли заднее
сиденье.
Ворота так и стояли распахнутыми настежь. Я вывел машину, и
закрыл жалобно скрипнувшие створки. Глянул на трубу, из которой не
вился дымок. На замершие в безветрии сосны, на темные окна…
Сел и поехал домой.
Среда, 16 декабря. Утро
Щелково, проспект Козырева
Лиза Пухова успокоилась за пару дней – просто смирилась с еще
одной потерей. Хотя, если честно, тогда, три недели назад, она
горевала не о том даже, что снова осталась одна, а о самой
возможности построить отношения с Литом.
Ничего особенного между ними не было. Ну, встречались. Ну, пару
раз он ночевал у нее, а она – у него. Лишь однажды, правда.
Всё равно, Боуэрс в душе оставался американцем, со всеми
штатовскими повадками и привычками. Разве это нормально – начав
ухаживать за женщиной, брать тайм-аут и срываться в отпуск? А потом
встречаться на работе – и делать предложение…
А ей-то как отказать? Пусть даже нелюбимому, непонятному
человеку? Жизнь-то проходит! Молодость уже миновала…
Выглянув в окно аналитического отдела, Лиза дрогнула губами –
этот застенчивый и робкий опер снова здесь, околачивается перед
входом. А охрана не пускает на режимный объект…
Пухова отошла от окна, затем снова вернулась – и отшатнулась в
смешном испуге. Векшин, чудилось ей, смотрел прямо на нее.
Медленно пройдясь к двери, словно сомневаясь, Лиза убыстрила
шаги, и спустилась в фойе. Независимо миновала суровых стражей,
громыхнув турникетом, и вышла на улицу.
Опер топтался в пальто, замотанный в шарф и напяливший лыжную
шапочку, смотревшуюся нелепо и даже жалко.
«Неприкаянный…» – улыбнулась Пухова.
– Вы же совсем замерзли! – сказала она, кутаясь в шубку,
наброшенную на плечи.
Векшин смущенно развел руками:
– Никак… не могу уйти, – сбивчиво заговорил он. – Я… Я хотел
просто… Даже не встретиться с вами… Просто увидеться… Увидеть!
Лизина улыбка пригасла, но ямочки на щеках все еще
продавливались. Из женских глаз медленно уходила
настороженность.