И сейчас, по прошествии почти года,
Маша отчетливо понимала, что никакой любви не было, просто ей
позарез необходимо было вырваться из жуткого круга домашнего
полусектантского быта, который изо всех сил поддерживала ее мать,
сводящегося к тоскливому и мрачному ожиданию вечной, но еще более
унылой жизни.
Маша поднялась по лестнице на третий этаж, тихонько открыла
дверь ключом, повесила в прихожей куртку. Нет, чуда не произошло:
Стас сидел в гостиной и зло пялился в телевизор, совершенно
игнорируя Машин приход. Согласно неписанным правилам ей следовало
прошмыгнуть на кухню, приготовить еду, а затем уж повиниться и
просить прощения. Хотя, собственно, за что? Да кто он такой? Мог бы
и сам о ней хоть раз позаботиться!
Маша прошла на кухню, но вместо
готовки сделала себе чаю и бутерброд, села с книжкой.
Стас так к ней и не вышел. Что ж,
его дело. Маша умылась и отправилась спать. Она уже битый час
ворочалась в постели, пытаясь заснуть, когда пришел Стас. Он сел на
край кровати и вдруг грубым рывком повернул девушку к себе.
— Т-а-а-к, что ж ты, Машик… —
протянул он. — Нехорошо-о-о.
Маша поморщилась в темноте: она
ненавидела, когда ее так называли. От его елейного тона у нее вдруг
по спине побежали мурашки, лоб покрылся испариной, она почему-то
жутко испугалась. А Стас не отпускал, больно сжимая плечо, он
приблизил свое лицо к ее и вдруг как-то жутковато ухмыльнулся. Он
был абсолютно трезв, и от этого Маше стало еще страшней.
— Отстань… — она попыталась
вырваться, но это, казалось, его только позабавило.
— Вот, значит, как…
Стас, не выпуская ее плеча, другой
рукой сбросил одеяло на пол, собрал в горсть ночную рубашку на
Машиной груди и что есть силы дернул, раздирая тонкий материал.
Девушка вскинулась, стараясь
выскользнуть из его хватки, и тогда Стас молча примерился и
наотмашь, с оттягом, ударил ее тыльной стороной руки по лицу. Маша
упала обратно на подушку захлебываясь слезами, не в силах даже
кричать. По щеке поползла теплая струйка и закапала на простыню.
Маша чувствовала отвратительные жесткие руки, раздирающие бедра,
слышала свистящий звериный сип, но ей было уже все равно. Она
стремительно уносилась все дальше, проваливаясь все глубже и глубже
в ватное обволакивающее небытие.
Где-то на
другой окраине Москвы Вал вздрогнул, подошел к окну и долго молча
всматривался в темноту, сам не зная почему.