— А это? — спросил Яков, попытавшись рассмотреть венок на
голове. Его руки сами собой — вот честно, он такого не планировал —
легли на Анины круглые коленки и принялись поглаживать шелковистую
кожу.
— Ну-у-у, — протянула Анна, устраиваясь поудобнее и подставляя
ноги под ласку. В последнее время она стала реагировать даже на
самые легкие прикосновения. Хотелось прикрыть глаза и нежиться. — Я
решила, что тебе не помешает дополнительный штрих, чтобы
подчеркнуть твою красоту.
— А, так я всё-таки недостаточно красив сам по себе! — поднял
бровь Яков. — Мне нужны дополнительные украшения.
Аня захихикала, а потом стянула с головы свой венок и тот,
который украшал макушку Штольмана. Она не стала их бросать, а
аккуратно положила на столик около кровати.
— Тебе ничего не нужно, — серьезно сказала она, рассматривая
ставшие родными черты. За ночь на щеки легла тень щетины, глаза
были еще немного сонными, и ей казалось, что не было ни одного дня,
когда она так не просыпалась: рядом с ним, в его объятиях. Все, что
было раньше, было сном, дурным и развеявшимся после
пробуждения.
Штольман тоже потерял шутливый настрой. Он поднял руки, заправил
за уши волнистые прядки, которые мешали ему рассмотреть её лицо, и
погладил большими пальцами её скулы. Тёплое дыхание коснулось его
ладони. Аня закрыла глаза, прижалась к его руке и сказала:
— Мне так этого не хватало! Все эти годы.
Яков погладил её ключицу кончиками пальцев и сглотнул.
— Не могу сказать, что я был добр к тебе, — заметил он хрипло,
сожалея вновь о потерянном времени. Его уже не вернуть, но
собственная глупость навсегда останется в памяти. — Или ласков.
— Тебе так кажется, — улыбнулась Аня, открывая глаза и смотря на
него. Как большинство женщин, она умела видеть гораздо больше, чем
мужчина хотел показать. — Мне хватило… той ночи.
Штольман не выдержал: сел, прижал её к себе и принялся целовать,
заставляя задыхаться, запрокидывать голову, стараясь удержаться на
краю, и обнимать его, не соображая до конца, что она делает. Он
хотел показать, что она так же нужна ему, как тогда, той зимней
ночью, что ничего не изменилось, что всё стало только острее,
сильнее и крепче. Каждый вздох, стон, поцелуй жизненно необходим,
почти так же, как вода и воздух. В каждом движении — любовь, в
шёпоте на ухо — любовь, в разноцветных кругах перед глазами —
любовь. Это часть жизни, часть любви, связывающая двух человек
телами, как перед этим соединились и души. Иногда в такой любви
гораздо больше искренности, чем в самых галантных ухаживаниях.