Штольман, открыв первую страницу, пришёл в ярость! Ведь это,
чёрт возьми, центральное полицейское отделение! Да он бы так взгрел
своих подчинённых, если бы они подобным образом заполняли
документы, что в следующий раз неповадно бы было! Кипятясь, Яков
читал показания. Так, вот это любопытно! Лаборант Бернар Петрифьер
нашёл вечером в гардеробной отрез дорогого муслина в магазинной
упаковке. Владельца не нашли.
Штольман оторвался от записей. Какова вероятность, что этот факт
связан с жертвой? Надо проверить. Дверь позади него распахнулась.
Злой до чёртиков в глазах комиссар Жермен влетел в комнату и тут же
наткнулся на причину своей ярости! Что? Этот русский выскочка уже
сидит в его кабинете? Штольман смотрел на него совершенно спокойно,
в руке его месье Морис увидел документы, составленные его
людьми.
— Господин Штольман, вы что себе позволяете? Какое право вы
имеете читать эти бумаги?
— Самое что ни на есть прямое, господин комиссар. Добрый день,
кстати сказать. Могу дать вам ознакомиться с официальным
разрешением!
— Вот так вы зарабатываете себе репутацию — пользуетесь плодами
работы других, а после присваиваете славу себе!
Штольман сжал челюсти. Похоже, злость начисто перекрыла
следователю доступ к разумным мыслям. Однако сейчас не время и не
место выяснять отношения.
— Месье Жермен, я пропущу ваши слова мимо ушей лишь потому, что
время дорого, и тратить его на свары я не намерен. В данных бумагах
есть явные несостыковки. Необходимо восполнить пробелы, чем я и
займусь. Разумеется, я буду держать вас в курсе дела. Честь
имею.
Штольман вышел из кабинета комиссара и спустился вниз. Аня
закончит через час, нужно за ней заехать. На душе неспокойно, можно
и пораньше туда направиться. Заодно и проверить кое-что!
***
Аня, напевая, направилась в гардеробную, чтобы переодеться.
Теоретическая часть на сегодня закончена, сейчас будет
производиться вскрытие месье Огюстена, того самого, на месте
которого обнаружилась убитая девушка. Анна понимала, что петь и так
радоваться в том месте, где убили человека, в общем-то совершенно
неприлично, но она ничего не могла с собой поделать! Внутри неё
росло чудо, Штольман был рад этому безмерно, и она никак не могла
настроиться на скорбь по убитой.
Анна дождалась, когда переоденутся мужчины, и зашла в комнату
вместе с Лоретт и Элен, сёстрами милосердия, которые всегда
ассистировали на вскрытиях для медицинских курсов. Элен говорила
без умолку, причитая о том, как страшно теперь сюда заходить,
страсть-то какая! Лоретт недовольно поглядывала на товарку и как
всегда молчала. Анна, зная теперь о романе между ней и Кристофом,
присмотрелась к женщине повнимательней. Что она о ней знала? Крайне
мало. Медсестра была молчаливой и не любила делиться сведениями о
себе. На вид ей года двадцать три, симпатичная, глаза серые, волосы
русые. Как специалист — неплохая, врачи её отмечают.