– А вот и заведу! Взрослеть пора, волк одиночка, – прозвучало почти как “псих”. Ну, и хрен с ним. Травма у меня. Детская. Непереносимость семейной жизни называется.
В мысли снова не вовремя влезла Янка, и это странно – вспоминать о ней в контексте с женитьбой. Мне нужен был секс от этой голубоглазой утонченной малышки, но никак не семья и кучка спиногрызов. Тогда какого же хрена меня до сих пор так штырит и колбасит?
– Кстати, о взрослении, – стушевалась Елагина, притормаживая меня у дверей в аудиторию. Оглянула пустой коридор и снова посмотрела на меня.
– Да ладно, Ленн Санна, ты умеешь смущаться?
– Это не смущение, а волнение.
– А вот это уже интересней, – заложил я руки в карманы брюк. – Выкладывай.
– Тут такое дело, дочка моя учится в твоей группе. Уля. И она не должна знать, что мы с тобой знакомы, Громов. Еще не хватало, чтобы информация до Геры дошла. Он будет в бешенстве! Но и это еще не все.
– Даже так?
– Гера думает, что Улька наша на гражданском учится. Он категорически против уголовного права. Дома аж до скандала дошло, чуть не развелись к чертям! Вот только Улька у меня девчонка с характером…
– Есть, однако, в кого.
– Однако, да, – улыбнулась тепло Елагина. – В общем вот, – кивнула женщина и потянула руки к воротнику моей рубашки, машинально поправляя, – пока что для Германа дочка у нас учится на направлении гражданского права. Никаких тебе убийств, наркотиков и прочей прелести.
– И когда вы собираетесь грозному Елагину рассказать правду?
– Когда-нибудь, – отмахнулась Ленка, – будет время – будет пища. Пока вот так. Ладно, все. Давай, Громов. Не подведи меня! – напутственно хлопнула меня по руке подруга. – Вот как раз звонок. Ты это, построже там с ними. Особенно с женской половиной, а то, чувствую, сейчас растекутся наши девки лужицей.
У меня аж брови взлетели и глаза навыкат.
– В смысле?
– В коромысле, Денис. Как будто я не знаю, как на тебя бабы реагируют!
– И тем не менее, с тобой это не прокатило, Ленка.
– Потому что я была умная.
– Хорошего же ты мнения о своих студентах.
– Иди давай, абориген бородатый! – практически впихнула меня в дверь Елагина, издевательски посмеиваясь в спину.
Ох, мать твою, и почему у меня ощущение, что я не за преподавательский стол иду, а на плаху?
И таки да, стоило мне только переступить порог огромной многоуровневой светлой аудитории, голоса десятка бедолаг с уголовного стихли. Шепотки прекратились.