Постояв немного в темноте, Софья снова двинулась, но пошла она
не на кухню, как собиралась. Что-то вело её за собой. Она поднялась
на второй этаж и вошла в детскую гостиную. Её Попрыгун,
растрёпанный временем и липкими от варенья детскими руками, стоял
на полке, сжимая под лапкой письмо. Соня смотрела на него, как на
лютого врага. Прочитай его — и всё изменится! Вытерев о халат
повлажневшие ладошки, она решительно пересекла комнату и разорвала
конверт. С каждой строчкой сердце билось всё сильнее, ноги
подкашивались, а слёзы размывали чернила.
Нет! Этого не должно быть! Не может папа так поступить! Не
может! Плевать на всех Ремизовских с высокой колокольни! Ей не
нужна жизнь, оплаченная жизнь её отца! Он, конечно, не писал ничего
подобного, но она же не дура, умеет сложить два и два! Все нежные
отцовские слова резали по живому, саднили и заставляли сердце
кровоточить. Впервые в жизни Софью Штольман накрыла позорная
женская истерика. Она не могла соображать, а могла только
чувствовать и рыдать как ненормальная.
Вылетев из детской гостиной, она, ослеплённая слезами, со всего
размаха влетела в объятия оставшегося вчера на ночь после позднего
поручения Павла Селезнёва, который был совершенно ошарашен
состоянием обычно рассудительной девушки. Решительными, но
ласковыми словами он добился от неё связного повествования и
похолодел. Неужели Штольман и в самом деле на это пошёл? Нет, судя
по тому, что Соня так потрясена, всё правда. Помощник Якова
внезапно понял, зачем они с Алексом расследовали пустяковое дело,
которое так неожиданно стало очень важным. Штольман хотел услать их
подальше, чтобы они не маячили перед глазами и не заподозрили
неладное.
Через полчаса в гостиной развернулся военный совет. Истерически
рыдающий со стороны женщин и периодически крепко выражающийся с
мужской стороны совет. Разумеется, Штольман не оставил никаких
координат, найти его не представлялось возможным. Поль Мартен не
отвечал. Его камердинер сказал, что он уехал ещё вчера, и когда
будет — неизвестно, у него какое-то важное дело. Посольство молчало
— было еще рано.
Аня, которая сидела целый час, уставившись в пространство и
напугав этим Алекса до невозможности нормально вздохнуть, вдруг
сжала зубы. Ну, Яков Платонович! Ну, вы у меня попляшете! Ушёл он,
печальный демон, дух изгнанья! Ушёл, решив всё за всех! Нет, она
сейчас пойдёт и сама его убьёт! А потом воскресит и будет ругать на
все лады. Сурово сжав губы, Анна решительно отвергла предложенную
Алексом руку и, провожаемая взглядами домашних, отправилась к мужу
в кабинет. Посмотрим, любезный Яков Платонович, что вы жене родной
написали! Почитаем!