Аня посильнее закуталась в шаль. Она стянула с себя тяжёлое
дорожное платье, позаботилась о чае и теперь ждала, пока Штольман
вернется из ванной. Ей почему-то казалось, что она не вернулась в
родную страну, а наоборот — приехала туда, где никогда не была,
туда, где нельзя предугадать, что ждет их дальше. Возможно это
оттого, что она считала, что дом — это не пространство, а родные
люди, а все те, кто был ей дорог, остались во Франции. От грустных
мыслей её избавил Яков, который шагнул в комнату, благоухая
лимонным мылом. Он немедленно вернул Анне уверенность в себе.
— Как наш чай? — бодро спросил он, аккуратно вешая костюм в
шкаф.
— Горяч и готов к употреблению, — улыбнулась Аня, ощущая, что
рядом с ним грустить и хандрить она не может. — А еще у нас есть
сушки и клюква в сахаре!
— Так что же мы медлим? — картинно вопросил Яков, окончательно
вернув жене хорошее расположение духа. — Когда есть клюква в
сахаре, упускать шанс нельзя.
Аня разлила чай, и они уселись за стол чаевничать. Сушки и
конфеты оказались выше всяких похвал. Когда чашки опустели,
путешественники стали смотреть на мир благодушно и расслабленно.
Правильное чаепитие всегда так действует на людей.
— Мы завтра еще здесь ночуем? — уточнила Анна.
— Я полагаю, что да, — ответил Штольман. — Володя, верно,
захочет провести с нами целый день. Столько лет прошло с тех пор,
как мы виделись. Всё же эпистолярная связь не может заменить
личную. Ивану Аникитичу я написал. Он дал разрешение на целый день
освобождения от занятий.
— Володя опережает своих сверстников, — улыбнулась Аня. — И
легко нагонит материал.
— Он в последнем письме говорил о том, что, ожидая наш приезд,
заранее прошел основные модули. Только с греческим у него некоторые
сложности, но и в этом предмете он обогнал программу.
— Он молодец, — мягко заметила Анна, думая о том, что Владимир
очень вырос за эти годы. И физически, и внутренне. Юноша присылал
недавно свою фотографию, и она была поражена, насколько он походил
на свою мать. Глаза были теми же самыми, но Володя был мягче, что
ли, и выражение его глаз разительно отличалось. Интересно будет
пообщаться с ним не через письма, а напрямую.
— Да, — кивнул Яков. — Надеюсь, что у него все будет хорошо.
Он был задумчив, размышляя о том, правильно ли он поступил
тогда. Хорошая гимназия, полный пансион, неравнодушные учителя.
Володя всегда подчеркивал, что благодарен за заботу и участие в его
жизни Якова, но закрытая школа — это не семья. Нинин сын был одним
из первых людей после его выхода из заключения, которые дали ему
настоящее тепло. Мальчик всегда был рад его видеть, и эта
искренность трогала Штольмана невероятно.