Теперь предстояло в кратчайшие сроки
войти в дела огромной Российской Империи; а это значит — разобрать
просто тьму бумаг! Кроме документов, совершенно различного вида и
значения, доставшихся от предыдущего царствования, на меня
немедленно хлынул настоящий вал разного рода обращений, челобитных,
записок, ходатайств, справок, адресованных уже непосредственно мне.
Всякого рода жалобщики, обиженные чем-либо за долгие 34 года
правления Екатерины, в надежде на пересмотр своих дел буквально
бросились в Петербург, всеми правдами и неправдами пытаясь попасть
во дворец, чтобы «упасть к ногам императора». Уже через несколько
таких «падений» я начал понимать, почему Елизавета Петровна в своё
время категорически запретила подавать жалобы ей лично: отказать
жалобщику в участии в рассмотрении его дела казалось бессердечным,
а углубляться во все эти частности совершенно не было времени!
Кроме того, что эти, по
преимуществу, мелкие дела страшно отвлекают от основных
обязанностей, так это ещё и небезопасно: кто мешает какому-нибудь
сутяге пронести с собою кинжал, да и в запальчивости пустить его в
дело? Конечно, можно приказать их обыскивать; но совершать такие
действия с дворянином в эти времена считается неприличным, и я не
был уверен, что мои сотрудники будут исполнять это распоряжение
достаточно скурпулёзно.
Тем не менее, я сделал всё
возможное, чтобы обезопасить себя. Была создана Экспедиция
Собственной Безопасности, возглавил которую измайловец Дмитрий
Иванович Волховский. В неё набрали безусловно преданных мне
офицеров и солдат, из которых прежде всего, как не странно,
вытравляли… почтение к офицерам. Я прекрасно помнил, как в своё
время убили императора Павла: заговорщики просто прошли мимо
караулных солдат, не посмевших остановить их. Люди из моей охраны
подчинялись только Волховскому и мне. Их вооружили пистолетами
новой конструкции, а позже — ручными гренадами, кинжалами
кавказского типа, хорошо подходящими для боя в стеснённых условиях;
основным оружием было укороченное драгунское ружьё. Как правило,
эти люди не находились на виду: караульную службу продолжали нести
солдаты гвардейских полков, а сотрудники из службы охраны
находились во внутренних покоях, или страховали караульных,
присматривая за ними со стороны.
Разумеется, Дмитрий Иванович сразу
же стал резко возражать против свободного доступа ко мне жалобщиков
и ходатаев. Понятно, что с точки зрения безопасности это было
крайне нежелательно. Чтобы хоть как-то упорядочить поток разного
рода обращений, и одновременно по возможности избавить себя от
жалобщиков, я приказал устроить несколько почтовых ящиков, куда
можно было в любое время положить свою челобитную. Поток их был
столь велик, что уже вскоре я решил провести полную ревизию всех
уголовных дел за последние 10 лет. Попутно вскрылось, что в Сенате
находится более 30 тысяч нерешённых дел — некоторые тянулись со
времён Елизаветы! Придётся в самое короткое время заняться реформой
Сената, — такое положение дел совершенно нетерпимо…