Матушка неодобрительно покачала головой и погрозила пальцем:
- Вот посажу тебя на хлеб и воду, будешь у меня денно и нощно
поклоны бить вон в том углу. А то у неё то сны на уме, то гадания.
Как со свечкой у зеркала сидеть, валенок за забор кидать да у
прохожих имя спрашивать, так она первая. А как хлеб испечь да бабке
шить помочь, так сразу к Зинке или Стешке убегает, только подол и
мелькнул.
Отец Влас зацокал языком, полыхнул горящими угольками:
- Леность это, грех тяжкий, - встал с лавки, поправил рясу,
направился крадущейся кошачьей походкой к Любаше, -мать твоя и так
в поте лица трудится на благо отца твоего и детей своих. Негоже
лениться. Ты бы вместо того, чтоб к Зинке бежать, стол бы матери
помогла накрыть, воды бы натаскала, скотину б напоила.
Любаня не смогла сдержать праведного гнева, резко вздёрнула
подбородок:
- Знаю, батюшка. Но не ленюсь я, можете у бабушки Матрёны
спросить. Всё делаю, что скажут. И скотину уж я напоила, всё
успела.
Не выдержал и Данила:
- Уж кем-кем, а ленивицей мою сестрицу назвать нельзя, всё как
пчёлка по дому кружит, и стряпает, и чистоту блюдёт. Да давайте же
к столу, вечерять будем. Любанька, помоги-ка матери!
- Спрячь под периной, - шепнула Любаша, сунув Даниле в руку
травы, - не потеряй ничего.
И засуетилась, побежала в клеть за кувшином с квасом, рушники
чистые бросилась доставать. Ну как такую в лености упрекнёшь?
Сели. Отец Влас сотворил молитву, благословил стол, пожелал
доброй дороги отцу, что вёл обоз где-то под Саратовом. Данила уж и
слушать устал: всё об одном твердит поп да об одном. Что милостив
Господь, да гнев его страшен, что напускает он соблазны на
человеков, чтобы силу их и слабость испытать…
А матушка всё с Любаши глаз не сводила, видно, почуяла что-то.
Да как встрепенулась, прервала его речь:
- А где это ты, дочка, бусы свои оставила? Батюшка в последний
приезд подарил, красивые. Потеряла что ль где-то?
Любаша потянулась было к груди, да уж и так поняла, что сколько
не ищи, не найдёшь гладких алых бусин – слетело ожерелье,
потерялось где-то в лесу. Отлила кровь от щёк, забилось сердце,
затрепетало.
- Монисто Зинкино примеряла, да сняла.Заберу завтра. Небось в
горнице на лавке и оставила, да ничего, Зинка уж спрятала куда-то в
надёжное место…
А у самой голосок-то дрожит, как паутинка на ветру.