Бхулак ещё раз взглянул на обречённых
людей. Их неподвижность была неполна, он улавливал микроскопические
изменения — фигуры как будто чуть сдвинулись, даже птица наверху
держала крылья немного иначе. Время всё же шло, но очень медленно.
Тяжело вздохнув, он начал отвратительную, но необходимую работу.
Коротко размахнувшись, ударил ближайшего бандита по шее и тут же
перешёл ко второму. Несмотря на то, что удары были совсем не
сильные, острое бронзовое лезвие преодолевало плоть, словно воздух,
и выходило с другой стороны, даже не испачкавшись в крови. Бхулак
не удивлялся: он уже давно понимал, что Поводырь не останавливает
для него время, а наоборот — многократно убыстряет его самого.
Поэтому сила его удара в реальном мире была невероятна, а
противники ощущали разве что лёгкое дуновение, неясную рябь в
глазах — и для них тут же наступал мрак.
Обойдя всех хапиру — тридцать одного
человека без Зуру-Шалика, Бхулак вернулся к кедру и тяжело сел,
прислонясь к шершавому стволу. Его уже захлёстывало бессилие —
первая волна, дальше будут куда более мучительные.
Многие люди принимали его за бога, но
Бхулак всегда знал, что быть богом — слишком трудная для него ноша.
Однако сделать ничего не мог — в своё время сам согласился на это и
теперь не стоило плакать о последствиях.
Сцена продолжала медленно меняться —
голова первого хапиру, которого он ударил, уже слегка съехала с шеи
и оттуда показалось красное.
Скоро время вернётся к обычному
течению.
Да, вот оно. Бхулака словно придавало
невидимой, но невероятно тяжёлой плитой. В ушах зазвенело,
внутренности скрутила мучительная тошнота. Он безучастно смотрел,
как головы тридцати одного человека практически одновременно упали
с плеч, а из обрубков шей хлынули струйки крови, обильно заливая
всё вокруг, впитываясь в плотный сухой ковёр облетевшей хвои.
В такие минуты явственно осознаешь
истину преданий о том, что боги сотворили людей из грязи.
Обезглавленные трупы попадали вслед
за своими головами и остались валяться в причудливых позах. На
ногах остался лишь Зуру-Шалик. Он опустил топор и просто стоял,
глядя перед собой, но это не было трансом — Бхулак знал, что тот
всё видит и понимает, что произошло. Песня разбудила в нём
глубинную память его рода, а это было всё равно что вдруг заглянуть
в разверзшуюся перед ногами пламенеющую бездну.