Степь на северо-западе
Маргуша. 2005 год до н. э.
Бхулак очнулся от навязчивого звука.
Казалось, он не только заполонял всё вокруг, но и проникал внутрь
его тела вплоть до костного мозга. По мере того, как сознание
возвращалось, к звуку прибавилось ощущение грубой тряски.
Он анализировал всё это, пытаясь
осознать своё нынешнее место в мире. Смутно вспоминались первые
минуты после вспышки и ощущения бытия-небытия, охватившего его во
время переноса. Из воды к нему шёл молодой человек в одной мокрой
белой рубахе, с лицом отчаянным и просветлённым — один из его
детей… Его вопрос на незнакомом языке — в котором, однако,
угадывались слова исчезнувшей речи народа ар. В этот момент
Поводырь стал вливать в разум Бхулака знания языка незнакомца, и он
сумел составить ответ.
Но тут накрыла безумная боль, от
которой он закричал бы диким голосом — не перехвати дыхание, словно
горло стянули жёсткой верёвкой. Потом настала долгая тьма, в
которой то, что оставалось от его личности, тысячи злых духов
терзали тысячами невыносимых пыток.
Теперь всё это прошло. Бхулак
вытянулся на чём-то мягком. Похоже, тело его не пострадало или
пострадало не сильно. Он сообразил, что движется. Его везли в
какой-то повозке, причём крытой — здесь было темно и душно. Подняв
руку — с таким трудом, словно делал это первый раз в жизни — Бхулак
вытянул её в сторону и нащупал плотную и мягкую стенку. Кажется,
это был войлок. Он знал такие повозки — их использовали народы по
всей Степи.
Пошарив рядом, нащупал меч, кинжал,
кошель с мелочами и, главное, мешок с золотом. Его не ограбили, и
это уже было хорошо. Тут лежали и ещё какие-то вещи, определить
которые наощупь он не мог.
Повозка, подпрыгнув на очередной
колдобине, остановилась. Кто-то отдёрнул войлочный полог спереди,
где сидел возница, и Бхулака ослепил яркий свет заходящего
солнца.
— Учитель Заратахша! — услышал он
молодой голос на языке, который уже прекрасно знал. — Скорее сюда,
он очнулся!
Теперь отдёрнули боковой полог.
Прикрывшись рукой от света, Бхулак узрел почтенного мужа с
окладистой русой бородой, в островерхом кожаном колпаке и длинной
белой рубахе, подпоясанной плетёным поясом. В руке муж держал посох
с медным навершием в виде бычьей головы — скорее, церемониальный
жезл, чем опора при ходьбе. Сразу было видно, что человек это
значительный и облечённый властью.