– Значит, еще один исчезнувший, – угрюмо проговорил Дервин, постукивая карандашом по безупречной поверхности письменного стола.
Госпожа Блоссом бросила на шефа неодобрительный взгляд, но промолчала. Упрекать начальство она считала еще более неподобающим, чем поведение этого самого начальства в настоящий момент. Субординация необходима, иначе мир погрузится в хаос, такого мнения придерживалась госпожа Блоссом.
– И никто не знает, почему это происходит, – продолжал рассуждать вслух Дервин, терзая карандашом нежные струны души госпожи Блоссом. – Напомни, где он был до этого?
Секретарь искоса посмотрела на тонкую папку, но воздержалась от комментариев.
– Прием в общественной лекарне имени святого Кондратия.
– На что жаловался? – спросил Дервин, знавший, что за три часа, прошедшие с исчезновения Гультрехта, его люди должны были узнать все о том, чем жил этот человек, начиная от его первого слова и заканчивая проблемой, с которой он пришел к доктору.
– Боли в пальце ноги, – сообщила госпожа Блоссом и поджала губы. – Прием вела доктор Ульцер. Это ее лекарня. Иномирянка, появилась здесь в позапрошлом году. Покровительствует ей Банни Хопскотч, супруга того самого Брюта Хопскотча. Более ранних сведений о ее жизни нет.
– Это уже третий исчезнувший после приема у врача, да, Фанни?
– Совершенно верно, – подтвердила та. – Первым был Леркард, исчезнувший в концертном зале через час после того как посетил доктора Рабиуса, затем Апелькос. Он пропал спустя три часа после визита к доктору Домани. Пациент жаловался на головную боль. Получил рецепт, дошел до аптеки, получил свое зелье и… и все.
– Докторов допрашивали?
– Всех, за исключением последней, доктора Ульцер. Отправим к ней агента утром.
– Иномирянка-врач… Под покровительством Брюта. Хм… Это интересно. И дает обширную почву для злоупотреблений. Что там у меня запланировано на завтрашнее утро?
Из кармана платья госпожи Блоссом показался на свет небольшой розовый блокнот. Зашуршали страницы. Госпожа Блоссом знала расписание шефа так хорошо, что могла бы ответить, где он был два месяца назад после полудня. Тем не менее она считала подобающим время от времени вести себя так, словно не обладает безупречной памятью. Ей нравилась эта иллюзия, как нравилось и чувствовать гладкую бумагу под своими пальцами.