— Как о вас с Михаилом
Берлиозом? В романе вы бедному руководителю МАССОЛИТа предсказали
смерть. И он действительно погиб под трамваем.
— Можете ли вы поверить, что
всё это произошло на самом деле? — шипящий голос прозвучал более
чем серьёзно. — Я встретил Михаила Александровича Берлиоза и поэта
Ивана Бездомного на Патриарших.
Почему же чувствовалось, что
Воланд не лгал? И зачем учитель показал иностранцу текст? Однако
проблема заключалась отнюдь не в магии, не в страшной судьбе
литератора.
— Но ведь тогда Мастер
подвергает себя риску, — я настороженно наблюдала за мимикой
мужчины, уже не пытаясь добиться, был ли он реинкарнацией
Калиостро, агентом или обыкновенным гипнотизёром.
— Га-Ноцри рисковал потерять
не только друзей и спокойную жизнь, — твёрдо произнёс немец. Это
наталкивало на вопрос, как близко успел подобраться к писателю, раз
демонстрировал поразительную осведомлённость. И сколь глубока
травма моего друга, если он распахивал душу при первых признаках
доброты и участия.
— Учитывая, что Га-Ноцри из
пьесы провозвестник Мессии, его участь горше. Как простого бродяги,
не сына Божьего.
— Не соглашусь, — обронил
Воланд. — Знать, что всем испытаниям подвергает Отец — мучение,
которое не каждый вынесет.
Мы прервали мерные шаги: я
из-за ряда соображений, он — из вежливости к собеседнику. Город
засыпал, окна в домах гасли. Иисус остался в пустыне наедине с
дьяволом.
— Годами жить с мыслью о своей
будущей жертве, — я кивнула проницательным глазам. — Вы
правы.
После чего, пропустив через
лёгкие воздух, улыбнулась с намерением, подобно иллюзионисту,
превратить тоску в радость, пусть и напускную. Прощаться на
печальной ноте не хотелось: в повседневности хватало трений, забот
и причин для досады.
— Раз уж выпал такой шанс… Не
будет ли с моей стороны грубо просить вас и мою судьбу предсказать?
— взволнованно выпалила, заломив руки за спину. — Она наверняка
ужасно скучная.
— Не будьте к себе
категоричны.
Воланд приблизился, и хотя
ничего предосудительного не таилось в наклоне головы и в том, как
высокая фигура заслонила от улицы, сделалось всё равно неловко. Я
ожидала вердикта с замиранием сердца, хотя изначально рассчитывала
просто развлечься, но, похоже, новоявленный Калиостро проводил
настоящий колдовской обряд. Секунда, две, три, и задиристое
выражение покинуло лицо профессора, изменившись на аскетичное и
бесстрастное. Он вскинул подбородок, взирая сверху вниз оценивающе
и будто бы недоумённо.