— Всё так плохо?
— Смерть — это не плохо, —
скупо отозвался на изумление и растерянность. Шутки кончились.
Кто-то непременно бы решил, что реплика, напряжённый взгляд и
потускневшая ухмылка — часть розыгрыша, однако катастрофу я
предчувствовала интуитивно. Грядущий Апокалипсис не имел отношения
к Воланду. Беда надвигалась медленно, накрывала мир штормовым
облаком. Обещала всё уничтожить. Сморгнув, я обнаружила нас на
бульваре возле Москвы-реки; тихий вечер был на редкость
прекрасен.
— Ангел смерти хотя бы не
сегодня придёт? — бросила немцу, направляясь дальше вдоль
берега.
— Нет. И не завтра, — пообещал
профессор.
— Вы знаете, что ангел смерти
ужасно злопамятный? В его духе заявиться как раз перед вашим
выступлением.
— С Азраилом нельзя играть в
игры.
— Он был врагом моего
отца.
— Неужели? — иностранец
заинтригованно ожидал продолжения.
— Отец в войну спасал солдат
на последнем издыхании. Первоклассный хирург. С того света людей
вытаскивал. Дома ему снились кошмары. Не просто сны… Я слышала, как
он кричал. Словно его наказывали. А потом папа заболел гриппом,
началось воспаление мозга. В бреду он видел покойных сослуживцев и
родственников. Мы уже не о выздоровлении молились, а о скорейшем
избавлении. В последний день отец смотрел на удивление ясно.
Сказал, что ангел смерти наконец-то его простил, и он помирился со
старым врагом.
Порыв ветра остановил обоих.
Прислонившись к кованой ограде, я повернулась к Воланду, переживая
невероятный подъём сил и воодушевление. Человек, свободный от
предрассудков, любознательный и открытый всему новому, понял бы,
что в признании не заключалось лжи и домысливания. Он дерзко навлёк
ощущение обречённости, я лишь боролась с морскими волнами и искала
опору.
— Вы первый об этом услышали.
Другие назвали бы свидетельство моего отца обычной галлюцинацией.
Как назовут ваши сеансы магии. Вот увидите.
— Я в этом не сомневаюсь, —
профессор оскалился, наклонился так, что щёку мазнуло жаркое
дыхание, приправленное ароматом хорошего заграничного парфюма, и
прошипел с ярко выраженным акцентом. — Но вашим специалистам
придётся сильно постараться.
Жаль. Жаль, время диктовало
условия. Наступала ночь. Предаваться развлечениям в отрыве от
реальности и всякой материальной ерунды у меня возможности не было.
Сон, работа, репетиции. Репутация, конечно же: люди опять начнут
спорить, почему возвращаюсь на квартиру за полночь. Сплетни —
неудобство, с которым мирилась флегматично и философски. А потом
улицу осветили фары чёрного автомобиля, светловолосый тип в
клетчатом пиджаке, тактично храня молчание, приоткрыл дверь
хозяину. По правде, на миг я испугалась, что Воланд предложит
подвезти, — и обнаружит муравейник вместо уютного домика, куда бы в
следующий раз вошёл на правах гостя. Опять же, жаль, что в Москве
избавлялись от частной собственности как от признака опостылевшей
буржуазии; на самом же деле дом моих предков — не московский, а
сельский, — в такой ситуации бы выручил. Просторная гостиная,
растопленная печь, полные книг шкафы, чай из свежесобранных
листьев. Блаженная тишина. Запах дерева, брёвен. Аутентичность,
которую мы, люди, променяли на идею коллективизма.