— Госпожа Гастингс состоит в лиге Друзей Господних и
категорически не одобряет алкоголь.
— Ох, — на лице у Деверли мелькнуло на удивление искреннее
сочувствие. — Какой трагический поворот судьбы.
— Вот и я о том же. Цените свою удачу, Деверли. Во-первых, вам
никто не запрещает пиво. А во-вторых, общество студентов намного
привлекательнее общества овец.
— Не уверена. Если мне досаждает овца, я всегда могу ее
пнуть.
— А студенту вы можете назначить дополнительное задание. Когда
мне было восемнадцать… — мечтательно протянул Ходдл. — Поверьте — я
бы предпочел, чтобы меня пнули. Ну, что скажете? Вы согласны?
Скривив яркие губы, Деверли медленно навернула на палец локон,
удивленно посмотрела на него и отпустила прядку.
— Черт с вами, Ходдл. Пускай будет академия. Но только до летних
каникул!
— Ни месяца больше. На июньское усиление периметра я снова верну
вас в «Томкэт».
Ботфорт с медными заклепками качнулся еще несколько раз — и
замер.
— Договорились, — встала со стула Деверли. — И вы возьмете на
себя все дорожные расходы. Билет на приличный дирижабль от Гвинедда
до Каледонии стоит целое состояние.
— Договорились, — с облегчением выдохнул Ходдл. Разговор прошел
легче, чем он ожидал. — Я даже сам его закажу. Завтра утром мой
адъютант привезет вам билет.
Кивнув, Деверли подхватила с пола огневой жезл и направилась к
выходу. У самой двери она остановилась:
— Признайтесь, Ходдл: вы ведь сами хотели бы зарядить
Каррингтону грязью в физиономию.
— Но я не зарядил, — широко улыбнулся Ходдл. — Именно поэтому я
всеми уважаемый полковник на службе Ее Величества, а вы едете в
Каледонию.
— Туше, — ухмыльнулась Деверли и закрыла дверь.
Под приличным дирижаблем полковник Ходдл подразумевал тот, что
не теряет болтов прямо в воздухе.
Увы, выяснила это Хизер уже в порту, и отступать было поздно.
Поднявшись по узкой скрипучей лесенке, Хизер заняла место в кресле.
Когда-то пронзительно-малиновый, дешевый вельвет обивки выцвел,
покрывшись на подлокотниках глянцевыми залысинами. Брезгливо
поддернув рукава щегольского редингота, Хизер повернулась к окну.
За бортом гондолы текла пестрая река пассажиров, сквозь которую
прорывались носильщики с тележками, энергичные и маневренные, как
паровые ботики.
— Добрый день. И в кои-то веки он действительно добрый!
Хизер удивленно повернулась. Молодой брюнет с яростно
нафарбленными усиками приподнял котелок, опустился на соседнее
место и тут же придвинулся поближе. На Хизер рухнуло облако аромата
пачули, плотное, как дым из фабричной трубы.