— Сизнев – он не родственник того
Сизнева, у которого лошадь? — поинтересовался я.
— Так тут и живут одни Сизневы,
Терехины да Паромоновы. Все друг дружке кем-то приходятся. Сизнев
Игнат – он только по сословию крестьянин. Живет в деревне, работает
в городе, на складе железоскобяных изделий купца Высотского. Что
для здорового мужика две версты пройти? Тьфу. Он и хлеб давно не
растит, огород только, из живности одна коза.
Невольно улыбнулся, услышав фамилию
купца. Когда услышал впервые, посчитал, что Высоцкий. Но нет, этот
Высотский.
Ухтомский слез с коляски и постучал в
двери.
— Тятеньки дома нет, — отозвался из-за
дверей девичий голос.
— Нюшка, открывай, — потребовал
пристав. — Тут полиция, а еще начальник из города.
Дверь открылась и на пороге возникла
невысокая девочка. Нет, уже не девочка, но еще и не девушка.
Угловатый подросток лет тринадцати или четырнадцати. Простоволосая,
одетая в юбку и темную блузку.
— И что надобно? — с недовольством
поинтересовалась девчонка, нисколько не тушуясь появлению полиции.
И никакого страха в голосе.
— А надобно нам, уважаемая барышня,
такое место отыскать, чтобы ваших односельчан допрашивать, — слегка
насмешливо сообщил я. — У вас, говорят, просторнее будет, нежели у
других.
Ждал, что барышня скажет – мол, в
другую избу ступайте. Но нет, все-таки не решилась. Зато эта
пигалица, смерив нас строгим взглядом, заявила:
— Подождите маленько, дорожки скатаю.
Натопчете, стирай их потом.
Мы с приставом только переглянулись.
Но ждать за порогом не стали – дождь идет, вошли внутрь, скромно
помялись у входа, дожидаясь, пока аккуратная хозяйка не уберет
половики.
Девчонка, складывая свернутые в рулоны
дорожки друг на друга и утаскивая в угол, ворчала:
— Вчера убирала, сегодня опять
убирай…
Дом Игната Сизнева внутри такой же,
как все прочие. Образа в углу — мы с полицейскими дружно на них
перекрестились, русская печь, стол, пара сундуков и лавки вдоль
стен. Еще кросна – деревянный ткацкий станок.
Но кое-что отличало эту избу от
других. Лавки застелены не привычными взору половиками с
поперечными полосками, а с изображениями цветов, диковинных птиц и
рыбин.
— Красиво, — похвалил я работу. — На
такие половики и садиться жалко. Их только на стенку вешать,
любоваться.
— Ох, не смешите барин, — усмехнулась
девчонка. — Кому такое добро нужно?