— В полиции не
приняли заявление, — прошептала Рада.
— Имя? —
коротко спросил я. И она назвала.
Я нашёл его
через час. Он сидел с друзьями в баре, пил виски, смеялся. Когда он увидел
меня, то лишь недоумённо пожал плечами. В его взгляде читался немой вопрос. Я
показал ему фотографию Рады.
— Узнаешь её?
Его глаза
округлились. Он всё понял.
Первый удар
сломал ему нос, второй выбил зубы. Я не остановился, пока его мерзкая рожа не
превратилось в кровавое месиво, пока он не начал хрипеть, умоляя о пощаде.
— Если тронешь
ещё хоть одну — вернусь, — сказал ему на прощание.
А потом я
заехал в банкомат и снял с карты все грязные деньги: всю премию, выданную в
качестве платы за молчание. Их я отдал Раде.
— За что? —
прошептала она, сжимая конверт так, что её пальцы побелели.
— Чтобы ты
завязала с этим дерьмом, — ответил я. — Найди нормальную работу.
Она не
плакала. Только кивала и благодарила.
Бармен
подливает виски в опустевший стакан и косится на мой разбитый кулак. Выпиваю
залпом, делаю последнюю затяжку и гашу окурок в пепельнице. Заведение, как
всегда, забито под завязку. До меня доносятся голоса. Люди что-то обсуждают,
планируют. А я слушаю. И вглядываюсь. И запоминаю. Я сдал жетон, но бывших
оперов не бывает.
— Пора
принимать лекарства!
В палате
появляется медсестра. Отрываюсь от размышлений и от созерцания больничного
двора за окном. Смотрю на вошедшую девушку. Молодая, хорошенькая, но не Ангел.
Кто-то начинает с ней заигрывать, но она строго отбривает шутников.
— Где Алиса? —
спрашиваю я.
— У Алисы
Александровны закончилось дежурство. Так что этим вечером я за неё.
Медсестра
выдаёт горсть таблеток и следит за тем, чтобы я всё принял. Я не спорю. Мне
нужно как можно скорее отсюда выбраться, и дело не только в сигаретах. Меня
ждёт город: обидчик Рады стал первым, кто ушёл от заслуженного наказания, но не
от возмездия. У меня есть свои осведомители. Те, кто понимает, что происходит в
трущобах, куда не дотягиваются руки закона. Они знают мой номер и
звонят, чтобы сообщить имена, места, детали. А я проверяю. И если информация
правдива, то в дело вступает Ворон. Его поступь не слышна, а правосудие
неотвратимо. В кварталах для нищих он — последняя надежда на порядок.
— Кто-то
стрелял в меня, — бормочу я, когда медсестра уходит. — Я должен выяснить, кто.